протест на площади тяньаньмэнь (4 видео)

Содержание

Серебряный юбилей Тяньаньмэнь
Кровь и молчание. Тридцать лет назад в Китае расстреляли мирную студенческую демонстрацию
Поделиться
Как не стоит интерпретировать события на площади Тяньаньмэнь
События на Тяньаньмэнь как «дворцовый переворот»
События на Тяньаньмэнь как «цветная революция»
События на Тяньаньмэнь как урок
🌟 Видео

Видео:Что произошло на площади Тяньаньмэнь?Скачать

Серебряный юбилей Тяньаньмэнь

Военному разгону студенческой демонстрации на главной площади Пекина исполнилось 25 лет

Беспорядки на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 года — трагический финал массовых студенческих протестов, продолжавшихся два месяца. Власти заклеймили мирный протест как «контрреволюционной бунт» и отдали приказ армии подавить мирную демонстрацию. В результате разгона безоружных манифестантов погибли сотни человек.

Потворщик «буржуазных свобод»

Китайское студенческое движение в восьмидесятых неотрывно связано с именем Ху Яобана — генсека Коммунистической партии и соратника фактического руководителя КНР, «великого реформатора» Дэна Сяопина. Вместе они направляли Китай к более открытой политической системе, став символом демократических реформ. В отличие от Дэна, в 1986 году Ху публично поддержал демонстрации студентов, требовавших ускорить проведение политических и экономических реформ. Учащиеся вышли на улицы после турне по китайским университетам профессора-астрофизика Фан Личжи, вернувшегося из Принстона и активно делившегося впечатлениями от западной демократии. Ху поддержал студенческие требования демократизации, и его отставку моментально спровоцировала группа партийных консерваторов — за пропаганду «буржуазных свобод» и «потворство западному влиянию». Вместо него генсеком скоропалительно избрали премьера Чжао Цзыяна, который вскоре точь-в-точь повторил судьбу предшественника.

Спустя два года, 15 апреля 1989 года, Ху Яобан умер от сердечного приступа. Смерть одного из самых либеральных правителей коммунистического Китая вызвала волну студенческих волнений по всей стране. Собравшиеся перед штаб-квартирой компартии активисты потребовали политической реабилитации Ху. Довольно быстро массовая скорбь по нему обрела характер протеста против действующей власти. В десятках университетов страны студенты призывали бойкотировать занятия.

Через неделю после смерти восьмого генсека на Тяньаньмэнь собрались около 100 тысяч человек, скандировавших главный лозунг протеста — «Дадао гуаньдао!» («Долой продажных чинуш!»). Митингующие требовали обнародовать информацию о доходах государственных лидеров и членов их семей, прекратить цензуру, снять ограничения на публичные выступления, увеличить финансирование образовательной сферы и повысить заработную плату работникам интеллектуального труда.

На самой площади был разбит палаточный городок. Студенты то и дело затягивали гимн Интернационала, ежедневно проводились упорядоченные марши. За два дня до планового визита в страну Михаила Горбачева демонстранты объявили о массовой голодовке. Церемонию встречи президента СССР планировалось провести на Тяньаньмэнь. По задумке студенческих лидеров голодовка должна была заставить правительство удовлетворить требования манифестантов, чтобы те освободили площадь. Вдохновившись революционной атмосферой, молодежь съезжалась со всей страны. Тринадцатого мая на площади собрались 300 тысяч человек.

За несколько недель протеста китайское правительство фактически потеряло контроль над ситуацией. Кроме Пекина, выступления проходили в Шанхае, Чонкине, Вухани и десятках других городов. У китайской полиции попросту не было достаточно опыта, чтобы справиться с массовой гражданской мобилизацией. У полицейских не было ни водометов, ни каких-либо других средств для разгона выступлений и предотвращения массовых беспорядков.

По мере увеличения толпы лозунги становились все более критическими и радикальными. Нападкам подвергся сам 84-летний Дэн Сяопин — на транспарантах писали сатирические стишки, высмеивающие «старого маразматика». Как позже вспоминал внимательно следивший за развитием ситуации премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю, в этот момент стало ясно, что демонстрация закончится трагедией: «в истории Китая еще не было императора, который, будучи подвергнут осмеянию, продолжал бы править страной».

Власти пошли на некоторые уступки. К середине мая были сделаны значительные послабления в государственном контролировании СМИ. Телеканалы стали освещать жизнь палаточного городка и голодающих. По поручению властей с манифестантами — якобы для налаживания «диалога» — встретился руководитель Патриотического единого фронта китайского народа Ян Минфу. Он признал протестное движение «патриотичным» и упрашивал студентов освободить площадь.

«Вы не такие, как мы!»

На встрече с Горбачевым 16 мая, освещавшейся западными журналистами, Чжао Цзыян сказал советскому лидеру, что настоящим лидером Китая остается Дэн Сяопин. Это публичное признание косвенно положило конец и самой политической карьере Чжао, и протестному движению. Дэн понял, что замечание Чжао было попыткой переложить ответственность за происходящее в Пекине на него. Это стало расколом между двумя самыми высокопоставленными государственными деятелями Китая. Чжао не спасло даже то, что в свое время именно его промышленные реформы в провинции Сычуань были адаптированы и применены по всей стране, что и стало тем самым «экономическим чудом» Дэна Сяопина.

В Пекине 17 мая насчитывалось около миллиона участников протеста и симпатизирующих им горожан. Это стало пиком гражданской мобилизации. Поскольку в протест вливалось все больше и больше социальных групп с совершенно разными жалобами и лозунгами, становилось все менее ясно, с кем правительство должно идти на контакт и какие именно требования выполнять. Самым тревожным звонком для властей стало, что на сторону студентов перешли несколько армейских отрядов. Вечером 17 мая Дэн провел у себя в резиденции заседание постоянного комитета политбюро, на котором обсуждалось введение военного положения. Чжао Цзыян на встрече был подвергнут критике. Дэн, помнивший основание КНР и «культурную революцию», убеждал партийную верхушку, что если не усмирить Пекин, страна окажется втянутой в кровопролитную гражданскую войну.

Ранним утром 19 мая к толпе демонстрантов с мегафон вышел сам Чжао. Опальный лидер Китая извинился перед студентами и признал, что их критика была необходима. Он говорил протестующим, что те еще молоды, что надо прекратить голодовку, быть сильными и увидеть в будущем великий модернизированный Китай.

«Вы не такие, как мы! Мы старые, для нас это уже не имеет никакого значения», — кричал Чжао.

Так описывает этот переломный момент премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю в своей книге «Сингапурская история»: «От событий на площади Тяньаньмэнь в моей памяти осталась грустная картина: Чжао Цзыян, стоящий посреди площади, забитой демонстрантами с повязками на головах, на которых были написаны лозунги, с мегафоном в руке. Почти что со слезами на глазах он уговаривал студентов разойтись, объясняя, что больше не сможет защищать их. Это было 19 мая. Увы, было уже слишком поздно: лидеры КПК решили ввести военное положение и, при необходимости, использовать силу для разгона демонстрации. В этот момент студенты должны были либо разойтись, либо их разогнали бы силой. Чжао Цзыян не проявил твердости, которая требовалась от лидера Китая в тот момент, когда страна стояла на грани возникновения хаоса. Организованным демонстрантам позволили стать мятежниками, которые не повиновались властям. Если бы с ними не поступили жестко, они бы вызвали подобные беспорядки по всей огромной стране. Площадь Тяньаньмэнь — это не Трафальгарская площадь в Лондоне».

Армия не с народом

Военное положение объявили 20 мая. Масштабы мобилизации были беспрецедентны: 30 дивизий из пяти военных округов, 14 из 24 армейских корпусов НОАК. В столицу страны начали стягиваться несколько сотен тысяч солдат. Большинство из них были из крестьянских семей, они ни разу не были в Пекине и понятия не имели, чему им предстоит противостоять и с кем сражаться. На подступах к столице транспорт военных блокировали толпы мирных демонстрантов, приказывающих немедленно отступить или присоединиться к ним. Жители предместий возводили баррикады. В некоторых районах военные сложили оружие и пели вместе с митингующими традиционные маоистские песни. В итоге правительственные войска отступили к базам за пределами города. В таком подвешенном состоянии проходили последние дни мая. Студенческие лидеры издали чрезвычайное распоряжение о создании на основных улицах контрольно-пропускных пунктов. Дороги преграждали автобусами и троллейбусами. На какое-то время компартия полностью потеряла Пекин.

В первый день июня премьер Ли Пэн, один из главных партийных консерваторов, выпустил циркуляр «Об истинной природе волнений», в котором предупредил, что протест вот-вот получит общенациональную поддержку. Студенты прямо назывались в документе террористами и контрреволюционерами. Ли призвал взять Пекин и очистить площадь силой. Вечером 3 июня с экранов телевизоров диктор попросил столичных жителей оставаться дома. В 22:00 в город въехали танки и БТР Народно-освободительной армии, чтобы «подавить контрреволюционный мятеж». Военным было разрешено применять оружие в целях самообороны.

«Резня 4 июня»

Следующий день запомнился в истории Китая как «резня 4 июня». Первой огонь по мирным демонстрантам открыла на Чанган Авеню 38-я армия. Она включала 15 тысяч солдат, танковые и артиллерийские части. Войска использовали экспансивные пули, расширяющиеся при попадании в тело. 38-я армия убила больше гражданских демонстрантов, чем любой другой принимавший участие в операции отряд. Солдаты прошлись очередями по жилым домам, убивая пекинцев, просто стоявших на балконах. Примерно в десяти километрах от Тяньаньмэнь бронетранспортеры начали растаскивать на обочины преграждавшие путь автобусы. Активистов, формировавших живые цепи, расстреливали. В ответ протестующие нападали на солдат с палками, камнями и коктейлями Молотова, поджигая военную технику. Танки забрасывали кусками цемента. Появлялись сообщения о военных, сожженных заживо.

В полвторого ночи 38-я армия и 15-й воздушно-десантный корпус прибыли к северному и южному концам площади соответственно. К двум часам НОАК контролировала периметр Тяньаньмэнь. Большинство демонстрантов рассредоточились по городу, но на площади у памятника народным героям еще оставались несколько тысяч студентов. Солдаты выпустили несколько очередей над головами молодых людей. После безуспешных переговоров они начали наступление со всех сторон к памятнику, избивая пытавшихся убежать студентов и разбивая камеры. Броневики поехали сносить палатки.

На рассвете операция закончилась. Через пару часов тысячи мирных жителей попытались снова занять площадь, но все подступы преградили ряды пехоты. Приближающейся толпе крикнули, что войска готовы открыть огонь на поражение. Поныне остается неизвестным число жертв столкновений. Оценки правозащитных организаций и участников разнятся от нескольких сотен до нескольких тысяч студентов и мирных жителей, убитых военными. Спустя несколько недель после подавления демонстрации власти сообщили, что в столкновениях погиб 241 человек, включая 218 гражданских, 10 солдат и 13 полицейских, а ранены 7 тысяч человек. Впервые с начала протеста на публике появился Дэн Сяопин с речью в память о «мучениках» — тех десяти солдатах. По данным Amnesty International, была убита тысяча демонстрантов. Перебежчик из НОАК со ссылкой на документ, распространявшийся среди офицеров, говорил о почти 4 тысячах убитых.

Эпоха «чувства защищенности»

После смены трех поколений китайского руководства общественное обсуждение разгона демонстрации по-прежнему под запретом. Имя Ху Яобана было табуировано вплоть до 2005 года, когда его протеже Ху Цзиньтао пришел к власти и реабилитировал наставника. После этого информация о нем появилась в китайском интернете. Это стало единственным послаблением китайской цензуры относительно событий на Тяньаньмэнь. Сегодня запросы в китайских поисковиках «4 июня», «площадь Тяньаньмэнь» и «Чжао Цзыян» не дают результатов, которые можно связать с разгоном демонстрации.

В начале мая текущего года китайские власти усилили в Пекине меры безопасности. Для «противодействия уличному насилию и терроризму» на улицы выехали 150 патрулей из девяти полицейских и четырех дружинников. Официальный повод — противостояние возможной террористической атаке со стороны уйгурских сепаратистов, однако пользователи китайских соцсетей связывают меры с подготовкой к годовщине протестов. На оживленных улицах сейчас стоят броневики, что должно усилить «чувство защищенности» у горожан и устрашить гипотетических террористов.

В столице ужесточили процедуру покупки бензина. На заправках водители обязаны объяснять, с какой целью покупают топливо и куда намерены ехать — как пишет «Жэньминь жибао», чтобы предотвратить использование горючего для «создания помех». Каждого покупателя регистрирует полиция. Бензин был одним из средств вооружения протестующих в 1989 году. Студенты пропитывали им одеяла, которые накидывали на воздухозаборники танков и поджигали. В своих воспоминаниях сингапурский премьер писал, что после подавления протеста министр торговли Китая Ху Пин «проехал по улице Цаньан Роуд на всем протяжении от Военного музея до комплекса для приема гостей Дяоюйтай и видел дымившиеся остатки 15 танков и бронетранспортеров».

Саму площадь недавно окружили «новым блестящим, позолоченным заграждением», пишет китайский корреспондент Washington Post. По словам властей, это сделано для повышения безопасности транспортного движения. В октябре 2013 года на Тяньаньмэнь выехал и взорвался внедорожник с уйгурскими номерами. Тогда кроме трех человек, находившихся в автомобиле, погибли двое случайных прохожих, 38 получили ранения. Как сказал один из чиновников, новый забор «крайне ударопрочен» — перила весят 100 кг, а основание 70 кг.

Накануне годовщины протестов по стране прокатилась волна арестов. Третьего мая в Пекине задержали участников посвященного событиям на Тяньаньмэнь семинара. Среди них два университетских профессора, писатель-диссидент, глава подпольной протестантской церкви и правозащитник Пу Чжицян, участвовавший в протестах 25 лет назад. Перед круглым столом им звонили сотрудники правоохранительных органов и настойчиво рекомендовали отменить мероприятие. Всего в проходившем в частной квартире обсуждении приняли участие около 15 человек. Нескольких поместили под домашний арест. Всем задержанным, которых доставили в пекинский центр заключения №1, предъявлены обвинения в «разжигании беспорядков». По словам директора китайского отделения Human Rights Watch Софи Ричардсон, «эти обвинения и задержания показывают, насколько мало отношение китайского правительства к правам человека изменилось с 1989 года».

Арестованный Пу Чжицян в свое время представлял китайского диссидента и художника Ай Вэйвэя, а также родственников членов Коммунистической партии, задержанных за взяточничество и умерших в заключении от пыток. Друзья Пу назвали его арест «возмездием властей» за его работу, призванным посеять «панику и ужас» среди тех, кто намеревался выйти на улицы 4 июня почтить память убитых студентов.

В конце апреля задержали известную китайскую 70-летнюю журналистку Гао Ю по обвинению в разглашении государственной тайны некоему иностранному новостному сайту. Она тоже должна была принять участие во встрече активистов. Гао прославилась как одна из самых яростных критиков китайского правительства, ее колонки публиковал Deutsche Welle. После задержания агентство Синьхуа передало, что журналистка якобы «глубоко раскаялась» за свои поступки и «готова принять наказание». Женщину уже сажали в тюрьму на шесть лет по такому же обвинению в начале девяностых.

Облавы коснулись не только оппозиционеров. 8 мая пекинская полиция предотвратила другой семинар, который проводила группа геев. ЛГБТ-активисты обсуждали учреждение правозащитной организации, которая занималась бы правами китайских сексуальных меньшинств. После допроса всех гомосексуалов отпустили. По словам организаторов мероприятия, их задержание «явно связано» с повышенными мерами безопасности перед годовщиной Тяньаньмэнь.

В разговоре с РП китаист Алексей Маслов подчеркнул, что позиция китайских властей по отношению к событиям 1989 года практически не изменилась. Разве что официально сегодня их называют не «контрреволюцией», а «студенческими волнениями». Осужденные за участие в них активисты неоднократно подавали апелляции, но ни одна не была удовлетворена. В данном случае «Китай не пересматривает свою позицию» — более того, все больше рядовых китайцев скорее одобряют подавление студенческих выступлений, утверждает Маслов.

«Сравнивая сегодня с украинскими событиями, многие китайцы понимают, к чему волнения могли бы привести в Китае», — говорит профессор ВШЭ.

В Китае крайне внимательно следят на бытовом уровне за тем, что происходит на Украине, так как рядовые китайцы «страшно напуганы», что гражданская война может повториться у них. По словам Маслова, недавно вернувшегося из командировки в Пекин и Шанхай, практически любой таксист сегодня начинает разговор с обсуждения украинского конфликта. Муниципальные власти на уровне районных и городских комитетов в преддверии годовщины протестов начали напоминать о необходимости строго соблюдать дисциплину.

«В Пекине сейчас можно видеть бронетехнику, резко увеличилось количество полицейских, власти постоянно напоминают жителям, что на улицах, переулках, во всех общественных зданиях и магазинах оборудованы видеокамеры (в китайской столице около 300 тысяч камер видеонаблюдения. — РП)», — рассказывает востоковед.

Нынешняя оппозиция не апеллирует к студенческим лозунгам 1989 года. Тогда у молодежи не было единых представлений о том, чего следует добиваться, считает Маслов: за недели протеста активисты так и не сформулировали никаких внятных социальных требований, за исключением необходимости свободы слова. Потом в движение влились посторонние авантюристы, уже не из студенчества, не добивавшиеся социальной справедливости, а делавшие политическую карьеру. Сам же протест со временем деградировал, считает заведующий отделением востоковедения ВШЭ. «Все выродилось в маргинальную кампанию. На площади стало много пьяных», — вспоминает Маслов.

Требования же сегодняшней оппозиции хорошо сформулированы, имеют под собой экономическую и социальную подоплеку — очень жесткую, «умную и, как следствие, гораздо более опасную» критику правительства. Нынешние активисты пытаются как можно дальше дистанцироваться от тяньаньмэньского движения.

«Оппозиция хочет отделить себя от того хаоса, который был в 1989 году», — резюмировал собеседник РП.

Рассуждения московского китаиста не разделяет профессор Пекинского педагогического университета и ИВКА РГГУ Ли Чжэнжун. По его словам, официальная позиция Пекина ничем не отличается от позиции 1989 года: демонстранты по-прежнему называются антиреволюционной силой, намеревавшейся свергнуть коммунистический режим. Но большая часть простых китайцев считает, что имена участников событий на Тяньаньмэнь необходимо реабилитировать.

«В принципе, если опросить пекинцев, все будут согласны на политическую реабилитацию студентов. Но если мы хотим реабилитировать этих людей, следует восстановить, как происходили кровавые события 4 июня. Нынешнее китайское правительство не будет этим заниматься. Ходили слухи, что их должен был реабилитировать Си Цзиньпин. Но этого не произошло», — рассказывает ученый.

Профессор из Пекина не сомневается, что если бы 4 июня компартия не решилась на ввод войск и силовой разгон площади, тогда протестное движение закончилось революцией и свергло Дэна Сяопина, поскольку армия наверняка присоединилась бы к студентам.

«Не знаю, насколько хорошо было бы сегодняшнему Китаю, если не произошло тех кровавых событий. Возможно, не было экономического развития. Возможно, Китай развалился бы. И все же я считаю, что Китаю требуются реформы, в первую очередь — политические. И именно тогда, в 1989 году, звучали призывы к политическим реформам», — заключил Ли.

Видео:30 лет событиям на площади ТяньаньмэньСкачать

Кровь и молчание. Тридцать лет назад в Китае расстреляли мирную студенческую демонстрацию

Тридцать лет назад – 4 июня 1989 года – военные расстреляли мирные протесты студентов на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Сколько человек погибли и пострадали, не известно до сих пор – власти Китая не раскрывают цифры. По разным оценкам, во всем Китае были убиты от 300 до нескольких тысяч человек. Произошедшее до сих пор остается темой, табуированной в публичном пространстве, а в китайским сегменте интернета почти не найти информации, отличной от позиции властей. Настоящее Время вспоминает трагические события 1989 года.

Студенты начали собираться на площади и разбивать палаточные городки еще в апреле. К ним присоединялись рабочие и обычные жители Пекина. В пиковые дни на площадь выходили до миллиона человек. Еще несколько сотен там жили постоянно.

Вскоре мирные протесты перекинулись и на несколько сотен других городов. Как говорится в партийных документах, попавших в прессу, протесты коснулись 341 города, а между 5 и 8 июня – после расстрела на Тяньаньмэне – люди вышли на улицы в 181 городе.

Среди главных требований протестующих в Пекине была борьба с коррупцией среди чиновников и с авторитарными методами правления компартии Китая. Студенты также выражали недовольство растущими уровнями инфляции и безработицы.

Но сами митинги спровоцировала смерть бывшего генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Китая (КПК) Ху Яобана. В Китае он пользовался большой популярностью как один из главных и наиболее либеральных реформаторов, но к весне 1989 года уже больше года был отстранен от партийной деятельности. Его обвинили в «буржуазной либерализации» и вынудили уйти в отставку.

К концу мая власти ввели в стране военное положение, а в СМИ просачивались сообщения о том, что готовится военное подавление протестов. Над площадью неоднократно появлялись вертолеты, с которых сбрасывали листовки: КПК требовала от вышедших на площадь разойтись.

В ночь на 4 июня – спустя два месяца жизни в палатках на Тяньаньмэне – на ведущем к площади проспекте появились танки и военные, которые стреляли и в воздух, и в людей.

Как рассказала Цзян Ли, которая во время подавления протестов была штатным журналистом в китайской армии, одни командиры вместо ответственности за расстрел брали больничные, другие писали открытые письма начальству.

В ночь на 4 июня, рассказывала Цзян Ли, она отправилась на площадь, переодевшись в штатское. Тогда военные ее избили. Цзян попала в больницу и наблюдала, как туда свозили десятки раненных и убитых.

По воспоминаниям свидетелей, люди погибали не только на площади и в больницах. Некоторые не выдерживали пыток в полицейских участках.

Силовое подавление протестов спровоцировало волну насилия и по отношению к полицейским – в последующие дни поступало несколько сообщений об убийствах сотрудников. Один из фотографов агентства AFP запечатлел обугленные тела в остатках формы, повешенные на сгоревших автобусах.

Тюрьмы Китая быстро заполнились теми, кто выжил и не смог скрыться. Одних арестованных после непродолжительных судов казнили. Других – отправляли отбывать сроки в трудовые лагеря политического перевоспитания.

Нынешние власти КНР до сих пор не раскрывают масштабов случившегося. О протестах молчат и государственные СМИ, и учебники по истории. Как сообщало агентство Reuters со ссылкой на источники в конце мая 2019 года, в преддверии 30-й годовщины начались массовые блокировки упоминаний событий 1989 года и любых связанных с ней публикаций. В начале мая Пекин заблокировал доступ к онлайн-библиотеке «Википедия» на всех языках.

За два дня до годовщины министр внутренних дел Китая Вей Фенгхе заявил, что расстрел протестующих был «оправдан» и что жесткий разгон позволил установить в Китае «стабильность».

«Протесты на площади Тяньаньмэнь были политическими беспорядками, которые центральное правительство должно было подавить. Правительство сделало все, чтобы остановить турбулентность, – заявил он. – То, как Китай развивался с 1989 года, показывает, что правительство поступило правильно».

Мы – телеканал «Настоящее Время». Мы делаем яркие видео, рассказываем о важных новостях и злободневных темах, готовим интересные репортажи и передачи. Смотрите нас на спутнике, в кабельных сетях и в интернете. Каждый день мы присылаем дайджест всего, что нужно знать, одним письмом, а также превращаем цифры в понятные истории.

Видео:Как протесты на площади Тяньаньмэнь 1989 года изменили Китай? | [История в деталях]Скачать

Как не стоит интерпретировать события на площади Тяньаньмэнь

Тридцать лет назад в Китае произошло событие, разделившее всю современную историю этой страны на до и после. С середины апреля 1989‑го площадь Тяньаньмэнь в Пекине стала местом притяжения для тысяч студентов и рабочих, недовольных положением дел в государстве. Выступали они не против правительства и Коммунистической партии (КПК), а «против всего плохого и за все хорошее». Митинговали много и долго, разные группы с разными требованиями. К июню протесты, изначально стихийные (по версии правозащитников) или плохо организованные (по версии конспирологов), вышли из-под контроля. В результате было принято решение о подавлении выступлений. 4 июня 1989 года Народно-освободительная армия Китая (НОАК) разогнала манифестации, буквально утопив в крови попытку общества вести с властями диалог о будущем страны.

©ImageWorks/TopFoto/Vostock Photo Из трагедии «пекинской весны» родился современный Китай. Авторитарное государство, где под запретом сама дискуссия о смене правящей элиты, а лояльность населения обеспечивается экономическими успехами. «Родовая травма» современного Китая по-прежнему беспокоит власти, которые запрещают само упоминание событий 1989 года. То, что могло стать лишь эпизодом в истории реформ, превратилось в настоящий космогонический миф – легенду о мучениках ради правого дела для одних, страшную сказку из детства для других. Кроме того, многие наши сограждане уверены, что, поведи в свое время советское руководство себя так же, как китайские товарищи в 1989‑м, СССР не распался бы, а стал похожим на постдэнсяопиновскую КНР.

За наслоением мифологем и оторванных от фактуры интерпретаций теряется суть событий. Журнал «Профиль» предлагает путеводитель по распространенным в российском дискурсе трактовкам. Наш текст не про то, чем эти события были (подобных экскурсов за 30 лет было выпущено немало), а как раз наоборот – про то, чем эти события точно не являлись.

События на Тяньаньмэнь как «дворцовый переворот»

«В Китае было так же, как и в СССР. Молодой энергичный генсек против геронтократов. Чжао Цзыян заявил о претензии на единоличную власть и полное устранение прежнего руководства».
В. Лещенко, из статьи «Взгляд на Китай, где ГКЧП победил». 2004 г.

Большинство российских авторов не могут устоять перед соблазном провести параллели между реформами в КНР и СССР, рассматривая в качестве «китайского Горбачева» («молодой энергичный генсек») 70‑летнего Чжао Цзыяна. Весной 1989‑го он был формально первым лицом в КПК, занимая пост генерального секретаря Центрального комитета. Он считался ставленником Дэн Сяопина, который в свои 85 лет имел решающее слово в выстроенной им системе коллективного руководства. Чжао стоял у истоков реформ и заслужил реноме либерала и рыночника. Его антагонистом был Ли Пэн, приемный сын главы первого правительства КНР и сам с 1987 года глава правительства. Ли олицетворял консервативную и элитистскую линию, озабоченную прежде всего сохранением власти в руках правящей верхушки.

К 1989‑му противоречия между реформистами и консерваторами обострились до предела. Дэн Сяопин и его ровесники из числа «восьми бессмертных» (наиболее влиятельные руководители КПК старшего поколения) занимали положение «над схваткой», вмешиваясь в оперативное управление лишь по мере необходимости. Для того чтобы заручиться их поддержкой, противоборствующим фракциям была нужна маленькая победоносная смута.

Чжао Цзыяна часто сравнивают с Горбачевым, однако эти фигуры похожи лишь на первый взгляд

Как считают конспирологи, именно Чжао Цзыян стоял за спиной студенческих лидеров, вышедших на улицы в апреле. В пользу этой версии говорит то, что, во‑первых, одновременно с Пекином протесты были организованы в провинции Сычуань, где раньше работал Чжао. Во‑вторых, на партийных совещаниях Чжао неизменно выступал против применения силы. В‑третьих, для распространения информации о протестах он смягчил цензуру и разрешил вести репортажи с площади Тяньаньмэнь.

Впрочем, контраргументы звучат убедительнее. Если выступления были спланированы, почему Чжао Цзыян в разгар событий отправился с рабочим визитом в КНДР? Именно в период его отсутствия Ли Пэн настоял на появлении критической передовицы в «Жэньминь жибао», которая разозлила демонстрантов и завела события за точку невозврата. Вернувшись, Чжао Цзыян лично выходил на площадь и уговаривал студентов разойтись. Как-то не так должен вести себя вождь на баррикадах.

Чтобы осуществить дворцовый переворот, нужна поддержка не безоружных студентов, а армии. Кто контролирует армию, тот контролирует Поднебесную, а Чжао Цзыян армию не контролировал. Не контролировал он и демонстрантов. В воспоминаниях очевидцев много говорится о том, что площадь была переполнена людьми, существовали проблемы с гигиеной и питанием. Более того, среди них началась борьба за лидерство, дело доходило до стычек. Такая ситуация была выгодна Ли Пэну и его единомышленникам, которые изображали протестующих как неуправляемую толпу маргиналов типа хунвэйбинов в годы «культурной революции». Именно консерваторы были заинтересованы в затягивании и дезорганизации выступлений, что позволило бы оправдать в глазах Дэна максимально жесткие меры.

Так и случилось. Военное положение было объявлено 20 мая, однако приказ применять силу получен лишь 3 июня, когда стало понятно, что договариваться с протестующими не о чем, да и вести диалог не с кем. Окончательное решение о подавлении выступлений принимал «добрый дедушка» Дэн Сяопин.

Дворцовый переворот не провалился – его просто не было. Была фракционная борьба, в которой победили консерваторы, пусть и ценой человеческих жизней (оценки числа погибших по-прежнему служат предметом дискуссии и зависят от политической позиции исследователя). Экономическую повестку реформ восстановили три года спустя стараниями все того же Дэн Сяопина. А вот политические реформы были заморожены раз и навсегда. Монополии правящей верхушки на власть больше ничего не угрожало.

В такой ситуации власти должны были ответить на вопрос, «кто виноват». Козлом отпущения сделали Чжао Цзыяна, который, по мнению победителей, если и не «инспирировал», то «потворствовал». Его имя было вымарано из истории реформ. Он был снят со всех постов и посажен под домашний арест, где и умер 16 лет спустя.

События на Тяньаньмэнь как «цветная революция»

«Без военных действий в Китае воцарился бы хаос. Фактически Тяньаньмэнь был прологом к дестабилизирующей «оранжевой революции», которую удалось остановить».
С. Кургинян, на телепередаче «Суд времени». 2010 г.

Если судить по материалам СМИ, манифестации на Тяньаньмэнь выглядят как триумф западного неолиберализма. Лозунги на английском языке, статуя Богини Демократии из папье-маше, палаточный городок на центральной площади города, поднятые вверх два пальца – Victory. Ничего не напоминает? Видимо, поэтому в глазах конспирологов события в Пекине встают в тот же ряд, что и «революция зонтиков» в Гонконге, и постсоветские «цветные революции». Тем более что 1989‑й вообще выдался плодовитым на антиправительственные выступления. В апреле полыхнули тбилисские события, подавленные советской армией, а до конца года пали промосковские режимы в Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии и Румынии.

Такая интерпретация на руку и китайским руководителям, которым оказалось легче объяснить протесты не тяжелым положением в стране, а вмешательством извне. Согласно материалам сборника The Tiananmen Papers, 1 июня 1989-го был представлен отчет министерства госбезопасности КНР, в котором утверждалось, что протестующие находятся под влиянием «буржуазного либерализма» и поддерживаются США. Правда, отчет был подготовлен группой Ли Пэна, которой нужны были железные аргументы в пользу ужесточения военного положения.

Кроме этого до сих пор засекреченного отчета, иных свидетельств того, что события на Тяньаньмэнь были организованы при участии иностранцев, нет. Не упоминают о нем и обнародованные WikiLeaks телеграммы американских дипломатов. А анализ воспоминаний очевидцев и вовсе не оставляет от этой концепции камня на камне.

Требования гражданских прав, свободы и демократии не были лейтмотивом протестов. Гораздо чаще звучали голоса, осуждающие коррупцию, инфляцию и, например, загранкомандировки номенклатурных работников. Количество англоязычных плакатов было минимальным. Однако именно они попадали в объективы фото- и телекамер. Китаеязычный контент просто был непонятен аудитории зарубежных СМИ. Поэтому и интервью давали лишь студенты, способные связать пару слов по-английски, в результате чего у стороннего наблюдателя возникало ощущение, что в Пекине на улицы вышли глобализированные хипстеры-либералы.

Визит Горбачева в КНР освещали журналисты из разных стран. Некоторые остались в Пекине и после того, как советский лидер уехал. Благодаря им сохранилось много фотографий событий на Тяньаньмэнь

Лизунов Юрий, Чумичев Александр/Фотохроника ТАСС

Более того, в Китае того времени чисто технически не могло работать столько западных эмиссаров, чтобы подготовить почву и дать толчок народным протестам. Да и стоило ли это делать, учитывая, что с начала 1970‑х Вашингтон и Пекин связывала нежная дружба, а политика КПК, направленная на расширение иностранных инвестиций, была выгодна американскому капиталу? Который, к слову, нуждался в политической стабильности, а не в очередной «культурной революции» с непредсказуемыми последствиями.

Нет, выступления на площади Тяньаньмэнь были частью исключительно внутренней китайской повестки. И если уж и была внешняя сила, на которую равнялись протестующие, то это Советский Союз. В китайской прессе публиковались материалы, позитивно освещавшие перестройку. Очевидцы вспоминают, что среди демонстрантов был популярен Михаил Горбачев, находившийся с визитом в Пекине как раз в разгар событий.

Парадоксально, но в самом бывшем СССР о событиях на Тяньаньмэнь вспоминают, как правило, в контексте того, что, подавив студентов танками, руководство Коммунистической партии Китая преподало советским коллегам урок, как следует обращаться с любыми народными выступлениями.

События на Тяньаньмэнь как урок

«Китай сделал свой выбор, избрав реальный прогресс вместо распада и гниения, уготованного ему ходом событий. Китайцы не дали уничтожить свою страну во имя «общечеловеческих ценностей», не позволили превратить ее в поле для реализации сомнительных «проектов». Этот народ проявил волю к жизни, к победе, к величию в настоящем и будущем».
Ю. Грачев, из статьи «Площадь Тяньаньмэнь: урок, не воспринятый Россией». 2006 г.

Все умозрительные конструкции по поводу того, что Пекин, применив силу, оказался мудрее заигравшейся в перестройку Москвы, не учитывают одного критически важного обстоятельства. Протестующие не представляли оппозицию. У них не было своей политической партии, а учитывая их разношерстность и конфликтность, таковая и не могла быть создана. Как говорилось выше, договариваться было не с кем и не о чем. Протестующие представляли весь спектр взглядов: от либерализма до маоизма, а их лозунги представляли собой вариации на тему «за всё хорошее, против всего плохого». Если уж на то пошло, у Москвы попросту не было возможности воспользоваться пекинским опытом. Беспорядки на национальных окраинах – например, в Тбилиси – подавлялись не хуже, чем в Пекине. В столице же что-то похожее на тяньаньмэньские события произошло во время августовского путча, но тогда народ вышел на улицу для защиты законной власти, а не для ее свержения.

У тяньаньмэньских демонстрантов тоже не было планов свергать КПК. Лишь ошибки в коммуникации со стороны властей (либо злонамеренное желание затянуть и маргинализовать выступления) довели до ситуации, когда «праздник непослушания» пришлось прекращать с помощью танков. Реальной альтернативы силовому сценарию не было, но ничего мудрого в нем нет. Более того, отказ от поиска компромисса на более ранних стадиях обернулся для Китая несколькими годами экономической стагнации, ухудшением имиджа, а также упущенными возможностями по оптимизации политической системы, которая сейчас также коррумпирована, забюрократизирована и неэффективна, как и в конце 1980‑х.

Тактическая победа Чжао Цзыяна в 1989 году была возможна, но маловероятна. В любом случае он остался бы заложником системы коллективного руководства, которая блокировала любые попытки «шоковых реформ». Более того, весьма вероятно, что, сохранив пост генсека, Чжао в определенный момент сам был бы вынужден применить силу. Демократия демократией, но драться, протестовать и мешать встречаться с главами иностранных государств на центральной площади больше двух месяцев подряд не позволит ни один режим в мире. В итоге КНР пришла к тому сочетанию рынка и авторитаризма, к которому склонялось большинство китайских лидеров, включая самого Чжао Цзыяна.

Но российские авторы продолжают драматизировать любой другой исход событий, кроме «танкового», считая, что, прояви Дэн Сяопин мягкость, Китайская Народная Республика непременно развалилась бы по образцу СССР. Аналогия работает и в обратном направлении: будь на месте Горбачева «московский Дэн Сяопин», не было бы разрухи 1990‑х.

Подобные аналогии притянуты за уши и не учитывают важнейших отличий между странами.

Китайское экономическое чудо было основано на дешевом труде, притоке зарубежных инвестиций и благоприятном геополитическом фоне, когда Запад не требовал от КПК строго соответствовать своим идеологическим нормам. Китайская элита была гомогенной как по этническому происхождению, так и по жизненному опыту. Ее пронизывало множество ниточек личных связей (гуаньси), которые позволяли в нужный момент консолидироваться, даже несмотря на разногласия. Китай мог не отвлекаться на холодную войну и гонку вооружений и не должен был поддерживать множество «дружественных» режимов по всему миру. Китайские идеологи были эклектиками отчасти поневоле, отчасти по причине слабой теоретической подготовки, в результате они с легкостью вписывали в свою программу любые веяния времени. КПК, пережив банкротство социалистической идеологии, стала лишь сильнее, превратившись в националистическую партию, целью которой было провозглашено возрождение национального величия.

Ситуация в Советском Союзе по всем пунктам была обратной. Поэтому оснований утверждать, что все проблемы гибнущего СССР можно было бы решить, в нужный момент приняв мудрое силовое решение, нет никаких. Тяньаньмэнь не был уроком, а «китайский путь» никогда не был реальной альтернативой тому историческому пути, по которому пошла Россия.