на площадь тяньаньмэнь ничего не быть (8 видео)

Содержание

Почему Китай «забыл» о Тяньаньмэнь
Как не стоит интерпретировать события на площади Тяньаньмэнь
События на Тяньаньмэнь как «дворцовый переворот»
События на Тяньаньмэнь как «цветная революция»
События на Тяньаньмэнь как урок
На площадь тяньаньмэнь ничего не быть
Как Дэн Сяопин не позволил китайским последователям Горбачева и западным дипломатам устроить «цветную революцию» в центре Пекина
📸 Видео

Видео:Что произошло на площади Тяньаньмэнь?Скачать

Почему Китай «забыл» о Тяньаньмэнь

В ночь с 3 на 4 июня 1989 г. силы Народно-освободительной армии Китая (НОАК), выполняя приказ о военном положении, вошли в центр Пекина и очистили от гражданских лиц площадь Тяньаньмэнь. До этого на протяжении полутора месяцев здесь продолжались демонстрации, противоречивые по содержанию и выдвигаемым требованиям: одни протестовали против коррупции, другие выступали за политические реформы, третьи – за возвращение к социальным гарантиям дореформенного времени. При продвижении войск возникали стычки с горожанами. Силы НОАК и Народной вооруженной полиции были укомплектованы боевым оружием (у пехоты – в основном АК-47, активно использовались танки и бронетранспортеры). Протестующие использовали коктейли Молотова, на пути движения войск ставили баррикады из перевернутых автобусов и грузовиков. Стихийные уличные бои в Пекине длились пару дней. Одновременно во всех крупных китайских городах прошли акции протеста против применения властями силы. В итоге общественный порядок был восстановлен, но при этом погибло от нескольких сотен до нескольких тысяч человек (неофициальные оценки разнятся, а официальных данных нет).

30 лет спустя эти события вспоминают по всему миру, но не в Китае, где само их упоминание находится под запретом. На практике это означает, что о выступлениях не пишут китайские журналисты и историки, не снимают телепередачи, информацию невозможно найти в интернет-поисковиках, а контент, содержащий даже намеки на силовое подавление, блокируется.

Парадоксально, но столь болезненная реакция китайских властей приводит к тому, что значение тяньаньмэньской драмы для развития КНР сплошь и рядом преувеличивается. Западные China-watchers склонны считать, что именно Тяньаньмэнь стала переломной точкой, после которой Китай отказался от демократического развития и сделал окончательный выбор в пользу авторитаризма. Сами китайцы, насколько можно судить по единичным официальным заявлениям, пришли к выводу, что уступки протестующим означали бы потерю контроля над процессом реформ, а, следовательно, применение силы на Тяньаньмэнь было необходимым условием последующих социально-экономических успехов. Подобные взгляды характерны и для комментаторов постсоветского пространства, где любят сравнить траектории развития двух социалистических государств: СССР и КНР.

В начале июня на YouTube-канале появился видеоролик с англоязычным выступлением редактора китайского проправительственного таблоида Global Times Ху Сицзиня. Журналист вспоминает, что весной 1989 г. он сам был участником протестов и, как и другие протестующие, требовал демократизации и соблюдения прописанных в конституции прав человека. Однако его взгляды изменились через несколько лет, когда распался Советский Союз и началась война в Югославии. По словам Ху, «мы осознали, что демократическое движение могло привести к ужасным результатам, если бы вышло из-под контроля». По его мнению, то, что Дэн Сяопин «взял движение под контроль», стало «водоразделом между различными судьбами Китая и СССР с Югославией». Далее журналист упоминает «арабскую весну» и революции на Украине как примеры того, к чему может привести несогласие с властью. «Мы, бывшие участники событий на площади Тяньаньмэнь», торжественно резюмирует Ху, «внесли свой вклад в успешное развитие современного Китая» – в отличие от «горстки наших бывших товарищей, эмигрировавших на Запад, застывших во взглядах 30-летней давности и лояльных антикитайским силам».

Что самое удивительное, видеоролик Ху оказался недоступен в самой КНР, и это лишь одна из коллизий, к которым приводит запрет на любое упоминание тяньаньмэньских событий. Тема была табуирована еще в начале 1990-х, когда не было интернета и можно было всего лишь дать указание СМИ и издательствам ничего про это не публиковать. При этом события произошли лишь несколькими годами ранее, в них участвовало несколько миллионов человек, поэтому запрет был не более чем ритуальным жестом.

За три десятилетия, прошедших после событий на Тяньаньмэнь, ситуация изменилась. Фокус цензуры сместился на интернет. Тяньаньмэнь наравне с упоминаниями восстаний в Тибете, концлагерей в Синьцзяне и сходства Си Цзиньпина с Винни-Пухом вошел в стоп-лист китайской интернет-цензуры. Из-за чувствительного контента в КНР оказались заблокированы западные поисковики и соответствующие разделы «Википедии». При этом обход «великого китайского файерволла» не составляет труда при использовании современных VPN, а человеческий мозг придумывает всё новые способы написать о запретном между строк. Например, выложить фото игральных карт «8», «9», «6», «4» (намек на дату: 4 июня 1989 г.) и «туз», «король», «4», «7» (намёк на АК-47 – основное оружие китайских солдат в те дни). Да, специальные «фабрики цензуры», где обученные сотрудники ежедневно расширяют стоп-листы, быстро обнаруживают крамолу. Но интернет-пользователи придумывают новые мемы, и рисковая игра в кошки-мышки продолжается.

При этом в самом китайском обществе не чувствуется острого запроса на правду о собственной истории. Поколение «восьмидесятников» отказалось от идеалов юности и вполне вписалось в современную китайскую конъюнктуру. Режиссер Хуан Цзяньсинь, в 1980-е гг. прославившийся едкой сатирой на бюрократов, снял пропагандистские блокбастеры «Основание Китая» (2009 г.) и «Основание партии» (2011 г.). Тайваньский рок-музыкант Хоу Дэцзянь, в дни манифестаций на Тяньаньмэнь участвовавший в антиправительственной голодовке, в 2018 г. написал музыку к песне «Китайская мечта», воспевающей мудрую политику председателя Си. Родилось новое поколение – сытое, аполитичное, разбалованное, – для которого события на площади Тяньаньмэнь вообще пустой звук. Эту эволюцию хорошо иллюстрирует популярный интернет-мем, когда современный «протестующий» делает селфи на фоне колонны танков, стилизованных под знак американского доллара.

Казалось бы, зачем же власти по-прежнему тратить столько ресурсов на то, чтобы прятать от собственного населения эпизод 30-летней давности? Думается, дело в том, что воспоминания об этих событиях стали «космогоническим мифом» для самой партии. Тяньаньмэнь не изменила страну, но она повлияла на партию, кардинально поменяв модель отношений власти и общества. Для общества стало очевидно, что Коммунистическая партия Китая, которая сама родилась из студенческих протестов 1919 г. и гордилась своими бунтарскими традициями, превратилась в элитарную группировку, которая заботится прежде всего о сохранении своего властного положения. Что еще важнее – судьба протестов сократила до минимума возможность плюрализма мнений внутри самой группировки. Все 80-е годы Дэн Сяопин выстраивал систему коллективного руководства, в которой ключевые посты были поделены между разными руководителями, зачастую имевшими разные взгляды. Система начала централизоваться сразу после тяньаньмэньских событий. А в начале 2010-х Си Цзиньпин возвел тренд на централизацию и повышение роли партии в абсолют.

Внутрипартийная централизация проходила под лозунгом необходимости сплотиться перед лицом угрозы режиму. Признать, что студенты этой угрозы не представляли, значит подорвать идеологию мобилизации. Разрешить открытую дискуссию об этом означало бы готовность признать, что партия не всегда бывает права, а те же самые социально-экономические успехи могли бы осуществиться и при более открытом и демократичном режиме. Как на том же Тайване, где ресурсов несравнимо меньше, а двухпартийная система не мешает экономическому чуду. И если китайское общество в своей массе потеряло интерес к событиям 30-летней давности, то для самой партийной номенклатуры это был бы важный сигнал. И уж если от запрета не отказались в относительно либеральные времена Ху Цзиньтао, то при жестком и властолюбивом Си это не произойдет тем более. И плевать, что «тайна» о событиях 4 июня – секрет Полишинеля. Курс на историческую амнезию носит все тот же ритуальный характер, только обращен он прежде всего не на общество, а на саму партию.

Автор — эксперт Дальневосточного отделения российской академии наук

Видео:Как протесты на площади Тяньаньмэнь 1989 года изменили Китай? | [История в деталях]Скачать

Как не стоит интерпретировать события на площади Тяньаньмэнь

Тридцать лет назад в Китае произошло событие, разделившее всю современную историю этой страны на до и после. С середины апреля 1989‑го площадь Тяньаньмэнь в Пекине стала местом притяжения для тысяч студентов и рабочих, недовольных положением дел в государстве. Выступали они не против правительства и Коммунистической партии (КПК), а «против всего плохого и за все хорошее». Митинговали много и долго, разные группы с разными требованиями. К июню протесты, изначально стихийные (по версии правозащитников) или плохо организованные (по версии конспирологов), вышли из-под контроля. В результате было принято решение о подавлении выступлений. 4 июня 1989 года Народно-освободительная армия Китая (НОАК) разогнала манифестации, буквально утопив в крови попытку общества вести с властями диалог о будущем страны.

©ImageWorks/TopFoto/Vostock Photo Из трагедии «пекинской весны» родился современный Китай. Авторитарное государство, где под запретом сама дискуссия о смене правящей элиты, а лояльность населения обеспечивается экономическими успехами. «Родовая травма» современного Китая по-прежнему беспокоит власти, которые запрещают само упоминание событий 1989 года. То, что могло стать лишь эпизодом в истории реформ, превратилось в настоящий космогонический миф – легенду о мучениках ради правого дела для одних, страшную сказку из детства для других. Кроме того, многие наши сограждане уверены, что, поведи в свое время советское руководство себя так же, как китайские товарищи в 1989‑м, СССР не распался бы, а стал похожим на постдэнсяопиновскую КНР.

За наслоением мифологем и оторванных от фактуры интерпретаций теряется суть событий. Журнал «Профиль» предлагает путеводитель по распространенным в российском дискурсе трактовкам. Наш текст не про то, чем эти события были (подобных экскурсов за 30 лет было выпущено немало), а как раз наоборот – про то, чем эти события точно не являлись.

События на Тяньаньмэнь как «дворцовый переворот»

«В Китае было так же, как и в СССР. Молодой энергичный генсек против геронтократов. Чжао Цзыян заявил о претензии на единоличную власть и полное устранение прежнего руководства».
В. Лещенко, из статьи «Взгляд на Китай, где ГКЧП победил». 2004 г.

Большинство российских авторов не могут устоять перед соблазном провести параллели между реформами в КНР и СССР, рассматривая в качестве «китайского Горбачева» («молодой энергичный генсек») 70‑летнего Чжао Цзыяна. Весной 1989‑го он был формально первым лицом в КПК, занимая пост генерального секретаря Центрального комитета. Он считался ставленником Дэн Сяопина, который в свои 85 лет имел решающее слово в выстроенной им системе коллективного руководства. Чжао стоял у истоков реформ и заслужил реноме либерала и рыночника. Его антагонистом был Ли Пэн, приемный сын главы первого правительства КНР и сам с 1987 года глава правительства. Ли олицетворял консервативную и элитистскую линию, озабоченную прежде всего сохранением власти в руках правящей верхушки.

К 1989‑му противоречия между реформистами и консерваторами обострились до предела. Дэн Сяопин и его ровесники из числа «восьми бессмертных» (наиболее влиятельные руководители КПК старшего поколения) занимали положение «над схваткой», вмешиваясь в оперативное управление лишь по мере необходимости. Для того чтобы заручиться их поддержкой, противоборствующим фракциям была нужна маленькая победоносная смута.

Чжао Цзыяна часто сравнивают с Горбачевым, однако эти фигуры похожи лишь на первый взгляд

Как считают конспирологи, именно Чжао Цзыян стоял за спиной студенческих лидеров, вышедших на улицы в апреле. В пользу этой версии говорит то, что, во‑первых, одновременно с Пекином протесты были организованы в провинции Сычуань, где раньше работал Чжао. Во‑вторых, на партийных совещаниях Чжао неизменно выступал против применения силы. В‑третьих, для распространения информации о протестах он смягчил цензуру и разрешил вести репортажи с площади Тяньаньмэнь.

Впрочем, контраргументы звучат убедительнее. Если выступления были спланированы, почему Чжао Цзыян в разгар событий отправился с рабочим визитом в КНДР? Именно в период его отсутствия Ли Пэн настоял на появлении критической передовицы в «Жэньминь жибао», которая разозлила демонстрантов и завела события за точку невозврата. Вернувшись, Чжао Цзыян лично выходил на площадь и уговаривал студентов разойтись. Как-то не так должен вести себя вождь на баррикадах.

Чтобы осуществить дворцовый переворот, нужна поддержка не безоружных студентов, а армии. Кто контролирует армию, тот контролирует Поднебесную, а Чжао Цзыян армию не контролировал. Не контролировал он и демонстрантов. В воспоминаниях очевидцев много говорится о том, что площадь была переполнена людьми, существовали проблемы с гигиеной и питанием. Более того, среди них началась борьба за лидерство, дело доходило до стычек. Такая ситуация была выгодна Ли Пэну и его единомышленникам, которые изображали протестующих как неуправляемую толпу маргиналов типа хунвэйбинов в годы «культурной революции». Именно консерваторы были заинтересованы в затягивании и дезорганизации выступлений, что позволило бы оправдать в глазах Дэна максимально жесткие меры.

Так и случилось. Военное положение было объявлено 20 мая, однако приказ применять силу получен лишь 3 июня, когда стало понятно, что договариваться с протестующими не о чем, да и вести диалог не с кем. Окончательное решение о подавлении выступлений принимал «добрый дедушка» Дэн Сяопин.

Дворцовый переворот не провалился – его просто не было. Была фракционная борьба, в которой победили консерваторы, пусть и ценой человеческих жизней (оценки числа погибших по-прежнему служат предметом дискуссии и зависят от политической позиции исследователя). Экономическую повестку реформ восстановили три года спустя стараниями все того же Дэн Сяопина. А вот политические реформы были заморожены раз и навсегда. Монополии правящей верхушки на власть больше ничего не угрожало.

В такой ситуации власти должны были ответить на вопрос, «кто виноват». Козлом отпущения сделали Чжао Цзыяна, который, по мнению победителей, если и не «инспирировал», то «потворствовал». Его имя было вымарано из истории реформ. Он был снят со всех постов и посажен под домашний арест, где и умер 16 лет спустя.

События на Тяньаньмэнь как «цветная революция»

«Без военных действий в Китае воцарился бы хаос. Фактически Тяньаньмэнь был прологом к дестабилизирующей «оранжевой революции», которую удалось остановить».
С. Кургинян, на телепередаче «Суд времени». 2010 г.

Если судить по материалам СМИ, манифестации на Тяньаньмэнь выглядят как триумф западного неолиберализма. Лозунги на английском языке, статуя Богини Демократии из папье-маше, палаточный городок на центральной площади города, поднятые вверх два пальца – Victory. Ничего не напоминает? Видимо, поэтому в глазах конспирологов события в Пекине встают в тот же ряд, что и «революция зонтиков» в Гонконге, и постсоветские «цветные революции». Тем более что 1989‑й вообще выдался плодовитым на антиправительственные выступления. В апреле полыхнули тбилисские события, подавленные советской армией, а до конца года пали промосковские режимы в Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии и Румынии.

Такая интерпретация на руку и китайским руководителям, которым оказалось легче объяснить протесты не тяжелым положением в стране, а вмешательством извне. Согласно материалам сборника The Tiananmen Papers, 1 июня 1989-го был представлен отчет министерства госбезопасности КНР, в котором утверждалось, что протестующие находятся под влиянием «буржуазного либерализма» и поддерживаются США. Правда, отчет был подготовлен группой Ли Пэна, которой нужны были железные аргументы в пользу ужесточения военного положения.

Кроме этого до сих пор засекреченного отчета, иных свидетельств того, что события на Тяньаньмэнь были организованы при участии иностранцев, нет. Не упоминают о нем и обнародованные WikiLeaks телеграммы американских дипломатов. А анализ воспоминаний очевидцев и вовсе не оставляет от этой концепции камня на камне.

Требования гражданских прав, свободы и демократии не были лейтмотивом протестов. Гораздо чаще звучали голоса, осуждающие коррупцию, инфляцию и, например, загранкомандировки номенклатурных работников. Количество англоязычных плакатов было минимальным. Однако именно они попадали в объективы фото- и телекамер. Китаеязычный контент просто был непонятен аудитории зарубежных СМИ. Поэтому и интервью давали лишь студенты, способные связать пару слов по-английски, в результате чего у стороннего наблюдателя возникало ощущение, что в Пекине на улицы вышли глобализированные хипстеры-либералы.

Визит Горбачева в КНР освещали журналисты из разных стран. Некоторые остались в Пекине и после того, как советский лидер уехал. Благодаря им сохранилось много фотографий событий на Тяньаньмэнь

Лизунов Юрий, Чумичев Александр/Фотохроника ТАСС

Более того, в Китае того времени чисто технически не могло работать столько западных эмиссаров, чтобы подготовить почву и дать толчок народным протестам. Да и стоило ли это делать, учитывая, что с начала 1970‑х Вашингтон и Пекин связывала нежная дружба, а политика КПК, направленная на расширение иностранных инвестиций, была выгодна американскому капиталу? Который, к слову, нуждался в политической стабильности, а не в очередной «культурной революции» с непредсказуемыми последствиями.

Нет, выступления на площади Тяньаньмэнь были частью исключительно внутренней китайской повестки. И если уж и была внешняя сила, на которую равнялись протестующие, то это Советский Союз. В китайской прессе публиковались материалы, позитивно освещавшие перестройку. Очевидцы вспоминают, что среди демонстрантов был популярен Михаил Горбачев, находившийся с визитом в Пекине как раз в разгар событий.

Парадоксально, но в самом бывшем СССР о событиях на Тяньаньмэнь вспоминают, как правило, в контексте того, что, подавив студентов танками, руководство Коммунистической партии Китая преподало советским коллегам урок, как следует обращаться с любыми народными выступлениями.

События на Тяньаньмэнь как урок

«Китай сделал свой выбор, избрав реальный прогресс вместо распада и гниения, уготованного ему ходом событий. Китайцы не дали уничтожить свою страну во имя «общечеловеческих ценностей», не позволили превратить ее в поле для реализации сомнительных «проектов». Этот народ проявил волю к жизни, к победе, к величию в настоящем и будущем».
Ю. Грачев, из статьи «Площадь Тяньаньмэнь: урок, не воспринятый Россией». 2006 г.

Все умозрительные конструкции по поводу того, что Пекин, применив силу, оказался мудрее заигравшейся в перестройку Москвы, не учитывают одного критически важного обстоятельства. Протестующие не представляли оппозицию. У них не было своей политической партии, а учитывая их разношерстность и конфликтность, таковая и не могла быть создана. Как говорилось выше, договариваться было не с кем и не о чем. Протестующие представляли весь спектр взглядов: от либерализма до маоизма, а их лозунги представляли собой вариации на тему «за всё хорошее, против всего плохого». Если уж на то пошло, у Москвы попросту не было возможности воспользоваться пекинским опытом. Беспорядки на национальных окраинах – например, в Тбилиси – подавлялись не хуже, чем в Пекине. В столице же что-то похожее на тяньаньмэньские события произошло во время августовского путча, но тогда народ вышел на улицу для защиты законной власти, а не для ее свержения.

У тяньаньмэньских демонстрантов тоже не было планов свергать КПК. Лишь ошибки в коммуникации со стороны властей (либо злонамеренное желание затянуть и маргинализовать выступления) довели до ситуации, когда «праздник непослушания» пришлось прекращать с помощью танков. Реальной альтернативы силовому сценарию не было, но ничего мудрого в нем нет. Более того, отказ от поиска компромисса на более ранних стадиях обернулся для Китая несколькими годами экономической стагнации, ухудшением имиджа, а также упущенными возможностями по оптимизации политической системы, которая сейчас также коррумпирована, забюрократизирована и неэффективна, как и в конце 1980‑х.

Тактическая победа Чжао Цзыяна в 1989 году была возможна, но маловероятна. В любом случае он остался бы заложником системы коллективного руководства, которая блокировала любые попытки «шоковых реформ». Более того, весьма вероятно, что, сохранив пост генсека, Чжао в определенный момент сам был бы вынужден применить силу. Демократия демократией, но драться, протестовать и мешать встречаться с главами иностранных государств на центральной площади больше двух месяцев подряд не позволит ни один режим в мире. В итоге КНР пришла к тому сочетанию рынка и авторитаризма, к которому склонялось большинство китайских лидеров, включая самого Чжао Цзыяна.

Но российские авторы продолжают драматизировать любой другой исход событий, кроме «танкового», считая, что, прояви Дэн Сяопин мягкость, Китайская Народная Республика непременно развалилась бы по образцу СССР. Аналогия работает и в обратном направлении: будь на месте Горбачева «московский Дэн Сяопин», не было бы разрухи 1990‑х.

Подобные аналогии притянуты за уши и не учитывают важнейших отличий между странами.

Китайское экономическое чудо было основано на дешевом труде, притоке зарубежных инвестиций и благоприятном геополитическом фоне, когда Запад не требовал от КПК строго соответствовать своим идеологическим нормам. Китайская элита была гомогенной как по этническому происхождению, так и по жизненному опыту. Ее пронизывало множество ниточек личных связей (гуаньси), которые позволяли в нужный момент консолидироваться, даже несмотря на разногласия. Китай мог не отвлекаться на холодную войну и гонку вооружений и не должен был поддерживать множество «дружественных» режимов по всему миру. Китайские идеологи были эклектиками отчасти поневоле, отчасти по причине слабой теоретической подготовки, в результате они с легкостью вписывали в свою программу любые веяния времени. КПК, пережив банкротство социалистической идеологии, стала лишь сильнее, превратившись в националистическую партию, целью которой было провозглашено возрождение национального величия.

Ситуация в Советском Союзе по всем пунктам была обратной. Поэтому оснований утверждать, что все проблемы гибнущего СССР можно было бы решить, в нужный момент приняв мудрое силовое решение, нет никаких. Тяньаньмэнь не был уроком, а «китайский путь» никогда не был реальной альтернативой тому историческому пути, по которому пошла Россия.

Видео:30 лет событиям на площади ТяньаньмэньСкачать

На площадь тяньаньмэнь ничего не быть

Видео:Тяньаньмэнь, 5 июня 1989Скачать

Как Дэн Сяопин не позволил китайским последователям Горбачева и западным дипломатам устроить «цветную революцию» в центре Пекина

Конец мая 2020 года ознаменовался резкой активизацией антикитайской риторики президента Трампа, который сделал очередные шаги, приближающие США к полномасштабной холодной войне с КНР. К ставшим привычными обвинениям в сокрытии Пекином «правды о коронавирусе» и сговоре Си Цзиньпина с ВОЗ добавились угрозы «разрыва всех отношений с Китаем», санкции за «уничтожение автономии Гонконга» и ограничения на въезд в США для китайских ученых, якобы ведущих в Штатах шпионскую деятельность. Перенесенный на осень саммит G7, на который Трамп намерен пригласить лидеров России, Австралии, Южной Кореи и Индии, расценивается экспертным сообществом, как попытка США создать широкий антикитайский альянс. Сегодня многие эксперты и СМИ задаются вопросом, выдержит ли Пекин столь массированное давление Вашингтона? Скорее всего, Китай справится – ведь в конце 1980-х он уже прошел через более суровое испытание, когда Запад пытался экстраполировать на КНР успешно опробованный в СССР и странах Восточной Европы сценарий отстранения компартии от власти, поддержав протестные выступления китайской молодежи на пекинской площади Тяньаньмэнь. Сегодня, в 31-ю годовщину развязки тех драматических событий, мы расскажем о том, как Китай не поддался давлению Запада и сумел избежать печальной участи, постигшей СССР в 1991 году.

В конце 1980-х коммунистические режимы в Восточной Европе становились достоянием истории – одни, как в Румынии, быстро и кроваво, другие, как в Польше и Болгарии, относительно плавно и мирно. СССР еще сохранял видимость единства, но в союзных республиках при попустительстве Москвы и поддержке Запада уже набирали силу дезинтеграционные процессы, приобретавшие необратимый характер. Тенденция была очевидна: сложившийся после 1945 года миропорядок переставал быть биполярным, так как один из его полюсов – социалистический лагерь – исчезал подобно айсбергу, заплывшему в тропики.

Используя благоприятную геополитическую ситуацию, США и их союзники стремились снести все режимы, представлявшие им альтернативу. Но тот сценарий, что западные стратеги успешно реализовывали в отношении СССР и контролируемого Москвой Восточного блока, дал сбой в Китае, где у власти также находились коммунисты. С советскими «коллегами» они, правда, враждовали, но и друзьями для Запада не являлись. Кроме того, КНР, набиравшая силу по мере продвижения инициированных Дэн Сяопином в конце 1970-х комплексных реформ, представлялась американским стратегом потенциально опасным противником, которого следовало побыстрее нейтрализовать. Тем более, что условия для этого казались подходящими – в китайском руководстве уже не первый год шла борьба за право определять вектор дальнейшего развития Поднебесной.

И поначалу у зарубежных кураторов проекта поворота КНР на путь «демократических преобразований», по которому уже вовсю катился к своей гибели Советский Союз, всё складывалось успешно, да и момент для начала «народной революции», вроде бы, был выбран удачно…

15 апреля 1989 года в Пекине от инфаркта в возрасте 73 лет умер бывший генсек ЦК КПК Ху Яобан. Он был популярен у студентов и интеллигенции, так как являлся сторонником либерализации политической системы, за что получил прозвище «китайский Горбачёв».

В 1986 году Ху Яобан публично поддержал демонстрантов, «требовавших перемен», и предложил запустить в Китае подобие советской «перестройки». Однако товарищи по партии во главе с председателем Центрального военного совета КНР Дэн Сяопином настаивали, что сначала следует завершить реформы в экономике и накормить народ, т.е. разобраться с базисом, а лишь затем экспериментировать с надстройкой. В результате возникшего конфликта в верхах «китайский Горбачёв» был снят с поста и помещен под домашний арест, но разделявшие его взгляды партаппаратчики свои посты сохранили, а преемником Ху Яобана на посту генсека стал его выдвиженец и соратник Чжао Цзыян.

Смерть Ху Яобана показалась его сторонникам, наладившим к тому времени устойчивые неформальные контакты с западными посольствами, удобным поводом для того, чтобы попытаться воплотить на практике то, что не удалось экс-генсеку. В день его похорон на центральной площади Пекина Тяньаньмэнь собрались десятки тысяч человек. Начавшись как траурное мероприятие, оно закончилось демонстрацией с требованием немедленного начала политических реформ.

С каждым днём выступления становились всё многолюднее. Стремясь показать их масштаб, западные издания утверждали, что к середине мая на Тяньаньмэнь ежедневно собиралось до миллиона граждан, не довольных коммунистическим режимом. Это было явным преувеличением: столько народу на площади не могло поместиться, но телекартинка выглядела убедительно – демонстрантов было действительно много.

Наиболее радикальные объявили голодовку и установили на Тяньаньмэнь сотни палаток, заявив, что не уйдут, пока власти не выполнят их требования. Вскоре на площади появилась десятиметровая статуя «Богини демократии», изготовленная из пенопласта и папье-маше. Работники аппарата ЦК КПК и пекинского горкома, близкие к Чжао Цзыяну, и сотрудники западных посольств через подставные структуры снабжали протестующих деньгами, продовольствием, снаряжением, теплой одеждой. Было у них и огнестрельное оружие, правда, немного. Протестные активисты вели пропагандистскую работу среди стоявших в оцеплении полицейских и военнослужащих столичного гарнизона, где уже также началось брожение.

Рис. Статуя «Богини демократии» на площади Тяньаньмэнь (Пекин, май 1989 года)

Обстановка в центре Пекина с каждым днем накалялась – 15 мая ожидался визит в Китай настоящего Горбачева, являвшегося кумиром для многих собравшихся на площади. К его приезду студенты изготовили плакаты на русском языке «Демократия – наша общая мечта!»

Ситуацию усугубляло то, что в руководстве КНР не было единого мнения по поводу того, что делать с голодающими и их требованиями. Генсек Чжао Цзыян выступал за переговоры и начало демократических преобразований. К этому же призывали лидеры западных держав, грозившие КНР санкциями в случае применения силы против «народа». В западной прессе развернулась массированная информационная кампания в поддержку протестующих.

Но Дэн Сяопин не дрогнул. Он понимал, что, пойдя на поводу у толпы, страна, ещё не завершившая разработанную им программу экономических преобразований, погрузится в хаос. У Китая уже был печальный опыт Синьхайской революции 1911 года, давшей старт череде гражданских войн, которые длились с небольшими перерывами почти 40 лет и унесли миллионы жизней.

С подачи западных СМИ протесты в Пекине трактовались как «порыв китайской молодежи к свободе и ликвидации партийной диктатуры». Но всё было не так однозначно: наряду со студентами, учителями, врачами, на Тяньаньмэнь пришло много рабочих. И если первые хотели движения к рынку и демократии, то вторые, наоборот, требовали свернуть реформы, из-за которых они теряли работу и социальные льготы.

Об отсутствии единства среди «восставших» красноречиво говорит следующий эпизод. Когда несколько студентов облили краской портрет Мао Цзэдуна на мавзолее, другие участники митинга избили их и сдали полиции. И если бы протесты продолжались ещё некоторое время, вражда между представителями различных социальных слоев, пришедших на Тяньаньмэнь, перешла бы в открытую фазу. И непонятно, чьи требования в этих условиях должна была выполнять власть…

Развязка наступила вскоре после отъезда Горбачева. Кумир демократической китайской молодежи разочаровал своих поклонников: он отказался встречаться с ними, заявив, что происходящее на Тяньаньмэнь – внутреннее дело КНР.

Проводив советского лидера, принявшего все китайские условия ради нормализации отношений с Пекином и тем самым в очередной раз предавшего свою страну, Дэн Сяопин действовал быстро и решительно. Двурушника Чжао Цзыяна, как в свое время и его старшего товарища Ху Яобана, сняли с поста генсека, в аппарате ЦК прошли аресты, в Пекине ввели военное положение. Части столичного гарнизона, в чьей лояльности возникли сомнения, были заменены на надёжные полки НОАК с периферии.

В ночь с 3 на 4 июня под прикрытием бронетехники войска двинулись на Тяньаньмэнь. Демонстранты отчаянно сопротивлялись, им удалось поджечь около 20 танков и БТР, многие солдаты были ранены, но сила была на стороне «больших батальонов». К утру площадь очистили от протестующих. «Богиню демократии», так и не ставшую символом «новой китайской революции», раздавили гусеницами танков. По разным данным, в ходе событий на Тяньаньмэнь погибли от 300 до 2000 человек. Многие активисты были арестованы, некоторых позже расстреляли.

По китайским меркам, жертвы были невелики. Зато страна избежала потрясений, выпавших на долю СССР и других соцстран. Показательно, что многие китайские интеллектуалы, по «горячим следам» клеймившие Дэн Сяопина как убийцу, позже изменили мнение. Сегодня даже участники тех событий признают, что власти действовали правильно и обошлись малой кровью. Тем более, что пример современной Украины, где до сих пор идет война, у всех перед глазами.

История всё расставила по своим местам, дав исчерпывающий ответ на вопрос, кто в 1989-м сделал верный выбор – Горбачев, поверивший Западу, или Дэн Сяопин, отвергший предложения представителей западных демократий о посредничестве в диалоге с протестующими.

У двух лидеров обнаружилось и еще одно важное отличие. Если Горбачев до последнего цеплялся за власть и до сих пор отказывается признавать свою вину за развал Союза, то товарищ Дэн вскоре после событий на Тяньаньмэнь ушел со всех государственных постов, при этом сохранив огромный авторитет в китайском обществе.

За прошедшие десятилетия Китай за счёт успешной реализации программы преобразований, разработанной Дэн Сяопином, вырвался на ведущие позиции в мире, став второй экономикой планеты. Не допустив хаоса и дестабилизации, КПК постепенно либерализовала общественные отношения и открыла страну для внешнего мира, сохранив за собой роль ведущей политической силы.

Остается лишь сожалеть, что в конце 1980-х в СССР не нашлось своего Дэн Сяопина, который сумел бы предложить внятную альтернативу горбачевскому популизму и, сместив обанкротившегося генсека, добиться ее претворения в жизнь. В итоге мы увидели сначала «августовский путч» и Ельцина, грозящего кулаком с танка у Белого дома, а затем унылого Горбачева, бормочущего с телеэкрана, что Союза больше нет…