час на площади рассказ читать

Видео:БТО, Илья Стогов "Skinheads. История одной банды"Скачать

Час на площади рассказ читать

Прекрасным солнечным утром каждый в городе мог слышать или видеть солдата, который расхаживал по улицам с барабаном, объявляя всем о предстоящей порке и, призывая всех в полдень собраться на площади и наблюдать за исполнением наказания. Эта новость приводила жителей города в благоговейный трепет. Закон в то время был жесток и, всякого рода наказания приводились в исполнение через день, но публичная порка была редкостью, а публичную порку женщины можно было увидеть всего несколько раз в течение всей жизни. Более того, приговоренной была 27-летняя женщина благородного происхождения, известная своей красотой не только в городе, но и во всей стране. Она была своей при дворе, посещала все светские рауты. Не было ни одного знатного мужчины, который бы хоть однажды не ухаживал за ней, и не одного простолюдина, который бы хоть однажды не грезил о ней в своих мечтах, и в то же время множество женщин имели повод ненавидеть ее за красоту и успех. Одним словом этот день для каждого был по-своему особенным.

Последняя публичная порка женщины состоялась не так давно, в мае 1798 года, семь лет назад. Весь город собрался тогда посмотреть на это зрелище холодным дождливым днем. Молодая женщина из низшего сословия, официально обвиненная в краже, получила 25 ударов плетью, именуемой «кошкой», лежа на задней части повозки, а затем еще 25 – у специального столба. Все знали, что она могла избавить себя от наказания, загляни она как-нибудь вечерком в дом Шерифа, на что он ей намекал, но своим отказом она сама сделала свой выбор. Во время порки женщины публика обычно жалела жертву. Это были, в большинстве своем, простые добрые люди, но, незримо витающий в атмосфере столетия, дух садизма заставлял каждого идти, смотреть, наслаждаться и дикими возгласами одобрять происходящее. Люди возвращались домой потрясенными и возбужденными и, образ полуобнаженной, кричащей и извивающейся под ударами женщины еще долго стоял перед их мысленным взором. Наиболее совестливые, в глубине души чувствовали, насколько жестоко и бесчеловечно подобное зрелище, но все знали, что следующего, на своем веку, можно и не дождаться. Итак, сегодня они могли наблюдать за «спектаклем», который запомнится на всю жизнь, и о котором можно будет рассказывать детям и внукам.

Барабанщик, разгуливая по улицам, бил в свой барабан и выкрикивал в течение трех часов одно и то же: «Слушайте, добрые люди! Ее Величество Королева приговорила Леди Беф к порке у позорного столба! Спешите увидеть порку обнаженной Леди Беф, в полдень, на рыночной площади! Все на рыночную площадь!» и так множество раз. Мужчины и женщины, потрясенные и взволнованные, поначалу следовали за барабанщиком, пытаясь уловить каждое его слово, а затем бросались домой позвать на площадь свою семью, некоторые посылали детей в близлежащие городки, с тем, чтобы пригласить на представление родственников и друзей. Весь город этим утром погрузился в безумную беготню. За час до полудня большинство жителей города, несколько тысяч человек, уже собрались на площади. Знать не составляла исключения. В обычае города было, в случае если знатные господа желали присутствовать при наказании, для них расставлялись вокруг эшафота специальные кресла, с тем чтобы уважаемые гости могли все хорошо увидеть и услышать, не смешиваясь при этом с толпой простолюдинов. На этот раз почти вся аристократия города сообщила о своем желании наблюдать за наказанием, и около ста кресел уже были расставлены в непосредственной близости от эшафота. Те, кто не успел заказать места и не был гостем Мэра или Лорда Губернатора, лица распоряжавшегося исполнением наказания, уже заняли свои кресла на балконах вокруг площади. Ближе к полудню площадь уже была заполнена толпой: одной бушующей массой крестьян, лавочников, солдат, нищих, мужчин, женщин и детей, которая находилась в постоянном движении в борьбе за лучшее место. В полдень люди перестали прибывать, толпа заполнила и подходы к площади. Каждый хотел рассмотреть все получше и, борьба за место время от времени вспыхивала то тут, то там. В непосредственной близости от эшафота, лучшее кресло было установлено для Лорда Губернатора. Кирк, городской палач, уже тщательно готовил свои ужасные инструменты.

Окружной Шериф взглянул на часы. «Пора, » произнес он, обращаясь к женщине, стоящей на пороге тюремной камеры, в которой она провела последние два дня. Джордана – Леди Беф – прикусила нижнюю губу и неохотно шагнула в дверь первой. На ходу, она повернулась к Шерифу лицом. «Пожалуйста, сэр, » произнесла она мягко, «Пожалуйста, избавьте меня от этого наказания».

« Я много раз говорил Вам, женщина. Это не в моей власти, » ответил Шериф таким тоном, будто он сделал бы что-нибудь для нее, если бы мог.

« Сэр, » настаивала Джордана, «Вы добрый человек. Вы можете поговорить с Лордом об изменении условий наказания. Я совершила ошибку, за которую должна расплачиваться. И эта плата слишком высока. Я могу выдержать хорошую порку, но не такое количество ударов и не столь унизительную. Выпорите меня здесь, в тюрьме, или хотя бы позвольте оставить на мне часть одежды во время порки. И, пожалуйста, уменьшите число ударов. Я не осуждена на смерть, и я боюсь, что столь суровая порка будет равносильна смертному приговору. Я остаюсь богатой женщиной и не забуду вашей доброты. Пожалуйста, сэр, подумайте…»

« Вы должны пройти через это, » сказал Шериф, покачивая головой. Он наслаждался своей властью и унижением этой Леди. «Вы выдержите порку. Надеюсь также, Вы знаете, что полное обнажение является частью Вашего наказания, о которой Королева распорядилась совершенно недвусмысленно. Смиритесь и делайте то, что Вам говорят».

« Пожалуйста, сэр, не выводите меня отсюда. Не позволяйте им увидеть меня страдающей и обнаженной. Я умру от стыда».

« Посмотрим, » ответил Шериф, улыбаясь, и Джордана улыбнулась в ответ, все еще надеясь на его помощь.

Когда наружная дверь городской тюрьмы отворилась и, солдат-охранник распахнул ее, Джордана услышала насмешливые крики собравшихся людей. Она слышала, как некоторые предупреждали остальных о ее появлении. Перед ней шел барабанщик, бьющий в свой инструмент, за ним Шериф с двумя незнакомыми ей мужчинами, следом Джордана между двух солдат, затем судья, другие солдаты и священник. Много раз она проделывала этот путь, свободная и беззаботная, ловя на себе восхищенные взгляды прохожих. Теперь же она медленно ступала по камням мостовой, сопровождаемая звоном цепей, стягивающих ее руки и лодыжки, с опущенной головой, торопливо бьющимся сердцем и красным от стыда лицом. Ей хотелось одного: убежать, спрятаться, как-то защитить себя. Вместо этого она еще ниже опустила голову и смиренно шествовала к своему наказанию. Вокруг она чувствовала только злость и недоброжелательность, все видели в ней только преступника и желали только быстрейшего начала ее пытки. А она все шла и шла. Она не хотела думать в этот момент, ибо всякая мысль о том, что ее ждет, казалась ужасной и отталкивающей. Она и так хорошо представляла, что для нее сейчас главное и что будет тем лучше, чем скорее она смирится с этим.

На секунду она взглянула вокруг и ее голова вновь бессильно упала на грудь: с обеих сторон дороги была только ухмыляющаяся толпа, искривленные лица, злые глаза, вытянутые шеи, руки и ноги, борющиеся за лучшую позицию, движущиеся тела, пытающиеся протиснуться к дороге, чтобы увидеть ее поближе. Джордана была почти благодарна солдатам, защищающим ее по бокам, и Шерифу, расталкивающему этот сброд спереди. Наконец, они достигли рыночной площади и, увидев край, возвышающегося над ней, подиума для ораторов, Джордана непроизвольно содрогнулась. Она представила себе, как будет выглядеть на нем, обычно использующемся для политических дебатов, но временами приспосабливаемом для публичного шельмования проституток и неверных жен. Она вспомнила, как когда-то видела на этой, возвышающейся на 5 футов над землей платформе двух униженных женщин. Несколько лет назад это была молодая девушка, с остриженными наголо волосами, раздетая, выставленная на помост и затем изгнанная из города, как есть, без единой нитки на теле. Она подумала тогда, каково было бедной девушке бежать голой посреди враждебной толпы. Сколько раз ее изнасиловали, пока некая добрая душа не дала ей что-то из одежды. В другой раз она видела как женщину средних лет, обвиненную во внебрачной связи с приезжим, силой раздели на этом помосте и выставили так в тяжелых колодках в течение продолжительного времени. После этого ее обмазанную смолой и вывалянную в перьях отправили домой верхом на осле. Могла ли она подумать тогда, что в один прекрасный день и ее выставят на позор на этом ужасном подиуме. В отчаянии, она рванулась к Шерифу: «Сэр!» взмолилась она, «Сэр, вы говорили, что спасете меня от бесчестья».

« Будьте умницей и молитесь о спасении своей души, » ответил Шериф сухо, не глядя на нее. «Я ничем Вам сейчас не могу помочь. Идемте!»

Подталкиваемая здоровяками-солдатами, Джордана поравнялась с возвышением. Шериф резво взобрался на подиум и поднял скованные руки Джорданы вверх. В это же время солдаты подхватили ее за ноги в районе колен и все вместе, они втолкнули ее на платформу – толпа одобрительно зашумела. Медленно, нарочито торжественно, Шериф снял цепи с рук и лодыжек Джорданы и она начала растирать затекшие запястья. Она чувствовала себя неловко, стоя на возвышении перед всеми, в центре внимания. В лучшие времена всеобщее внимание было ей приятно, но теперь она была один на один с враждебной толпой. Толпа издевательски смеялась над ней. Никогда еще в ее жизни не было такого, чтобы она не могла контролировать ситуацию. Как осмеливаются эти неотесанные крестьяне презирать и оскорблять ее? Украдкой, щурясь под яркими лучами полуденного солнца, Джордана оглянулась вокруг. Сотни мужчин и женщин у ее ног словно ощупывали ее пристальными липкими взглядами. Она смотрела поверх их голов, не имея возможности встретиться с кем-нибудь глазами. Она видела церковь и большую гостиницу, балконы и террасы, которых были полны публики, разодетые леди в напудренных париках с веерами, сидящие на скамьях, разглядывали ее сквозь изящные лорнеты. Она почувствовала желание заговорить с ними, но вовремя остановила себя. Она видела таверну, из которой высыпала на площадь толпа пьяных смеющихся шумных неопрятно одетых мужчин, новый особняк Лорда, зеленый городок, где она неоднократно наслаждалась выступлениями акробатов, жонглеров и клоунов. Они тоже могли быть в толпе, но теперь роли поменялись, уже они могли издевательски насмехаться над ней. В отдалении она заметила брошенную торговую повозку. Никто ничего не продавал и не покупал теперь, все были здесь в надежде заполучить место поближе к эшафоту. Эшафот. От подиума, где она стояла теперь, к нему простиралась дорожка длиною в несколько сотен футов, прямо к центру площади. Там она увидела высокий эшафот, где наказывали серьезных преступников. Здесь их вешали и пороли. Над ним возвышалась высокая виселица, специальный столб для порки и позорный столб, к которому ее прикуют для исполнения приговора. Внезапно она ужаснулась и почувствовала желание сейчас же упасть на колени и молить о милосердии. Однако она уже понимала, что ровным счетом ничего не может спасти ее от боли и унижения. Также она уже с уверенностью знала, что шансов на пощаду нет, и она неизбежно будет принесена в жертву удовлетворения садистских наклонностей толпы.

Мысли Джорданы прервал голос Шерифа, стоявшего рядом с ней. «Добрые люди!» прокричал он неестественно громким голосом. « Эта женщина, многим из вас она известна, леди Джордана. Она запятнала свое дворянское звание, плетя заговоры против королевы. За такое серьезное преступление обычно полагаются пытки и казнь через повешение. Несмотря на это, Ее Величество, в ее великом человеколюбии, решила сохранить жизнь этой нечестивке и дьявольскому отродью. В своем великодушии, Королева, приговорила ее к значительно более мягкому наказанию. Как вы уже слышали сегодня утром, Леди Джордана будет полностью обнажена здесь и подвергнута порке у позорного столба и специального столба для бичевания». Толпа одобряюще загудела. Несколько озорных ребятишек, пробившись между ног взрослых, начали изображать неприличные жесты, относящиеся к Джордане. Пожилая женщина, вероятно, их мать, прикрикнула на них и велела убираться домой, но сделала это шутливо, вовсе не настаивая на исполнении своего приказа. «Оставь детей в покое, женщина, » произнес Шериф, «Дай им посмотреть, как будет наказана эта женщина, через минуту она будет стоять здесь униженная с голой задницей, как новорожденная, дай им увидеть ее во всей красе, посмотреть ей в глаза и вместе со всеми насладиться ее позором!» В толпе раздался дикий хохот. Мысль о том, что она будет осмеяна даже детьми, вызвала у Джорданы тошноту. Она почувствовала секундную слабость, но темные злые флюиды напирали на нее со всех сторон и, необходимость как-то защищаться от этого придала ей новых сил. Улыбающийся, довольный произведенным эффектом, Шериф поднял вверх руку, требуя тишины. «Добрые люди, эта женщина получит сорок ударов розгой у позорного столба, затем двадцать ударов «кошкой», и, наконец, двадцать ударов бичом у специального столба для порки». Толпа захлебнулась ликованием. Джордане показалось, что ее тело уменьшилось в размерах и стало абсолютно безвольным, она сильно задрожала, ноги ее подкосились в коленях, опущенная голова затряслась, … к вящему восторгу толпы. Крепко схватив за руку, Шериф развернул ее лицом к толпе, с силой поднял ее голову рукой за подбородок, принуждая смотреть на толпу. «Снимай свою одежду!» прокричал он, громче, чем требовалось, при этом, его голос слегка дрожал от возбуждения. Он хотел бы, чтобы эта минута не имела конца. Он был хозяином положения, главным распорядителем шоу. Шериф был бесконечно благодарен Лорду, за то, что тот поручил ему эту миссию. За это он уже был готов стать его верным псом на всю жизнь.

Джордана стояла не двигаясь. Она не хотела двигаться и была в полной растерянности. Она понимала, что сопротивляться бесполезно, но чувствовала, что если исполнит приказ немедленно, то покажет свой страх и этим еще больше раззадорит толпу. Она страшно боялась, но не хотела, чтобы это увидели. Шериф в это время недовольно смотрел на нее. Он ожидал неповиновения, но не столь явного, это могло выставить его в невыгодном свете. Он вновь взял ее рукой за подбородок и высокомерно улыбнулся ей в лицо. «Вы, вероятно, не расслышали меня. Я приказал Вам раздеться. Снимайте свою одежду, Леди, и побыстрей! Я хочу увидеть Вашу попку голой как у новорожденного». В толпе раздались смешки и колкости. Джордана поджала нижнюю губу, слегка вздрогнула, но не сдвинулась с места. Она подумала, что все же должна сохранять некий контроль над ситуацией. Ей приказали раздеться, но с чего они взяли, что она сделает это охотно. Она не должна показывать толпе свой страх. Тем не менее, когда Шериф заорал ей в лицо, что если она не разденется сама, то ей «помогут», она вздрогнула, и начала трясущимися пальцами расстегивать платье. Каждое ее движение сопровождалось при этом криками толпы, представляющими собой единый хор. Они скандировали в унисон: «Все долой! Все долой! Все долой!» Лишь некоторые пере возбужденные граждане выкрикивали, выбиваясь из общего хора: «Посмотрим на ее сиськи! Посмотрим густой ли у нее «кустарник» на одном месте! Проветрим ее задницу!» По мере раздевания смешки сменялись гримасами, возбужденным гвалтом и такими возбужденными молчаливыми взглядами. Джордана была словно во сне. Расстегнув платье, она оглянулась вокруг в поисках места, куда его положить и, под продолжающиеся насмешки спустила его вниз и положила на помост, у своих ног. Ее дыхание участилось, она смотрела вокруг невидящим взглядом, и это было к лучшему. Возясь со своей одеждой, она почти перестала дрожать. Невыносимое чувство стыда сделало ее вялой и безвольной. Избыток адреналина обострил ее чувства, как никогда. Она чувствовала, слышала, обоняла, видела абсолютно все, что происходило с ней и вокруг нее, но все это словно находилось в тумане и имело неясные очертания. Ей казалось, что она делает все очень быстро. И все вокруг нее происходит быстрее обычного. Понемногу ворох снятой одежды рос у ее ног, обнажая для всеобщего обозрения все больше участков ее белой, мягкой и эластичной кожи. Нижняя юбка последовала за блузой, почти полностью обнажив ее прекрасные, длинные, точеные ноги. При виде ее юных, сильных бедер, словно вылепленных скульптором и заканчивающихся элегантными лодыжками мужчины внезапно почтительно замолчали. Это были несравненные ноги, ноги танцовщицы, потрясающие своей красотой всех без исключения мужчин и вызывающие зависть всех без исключения женщин. Опомнившись от шока вызванного восхищением, мужчины наперебой стали обсуждать увиденное, возбуждая ярость, находившихся рядом жен, подруг, сестер и матерей. Несколько неуклюже подпрыгнув и слегка от этого сконфузившись, Джордана, освободилась от своих туфель. Этот невольный, женственный «танец» спровоцировал новую волну шуток, смешков и колкостей возбужденной толпы. У нее были изысканные, маленькие, хрупкие ступни, гладкие и нежные, с высоким взьемом, розовыми пяточками, изящными подошвами и точеными носочками. Сама мысль о прогулке такими ножками по грязной мостовой должна была вызывать жалость. Одетая теперь только в легкую короткую сорочку, Джордана чувствовала себя совершенно беззащитной. Сорочка, бесстыдно облегая тело, подчеркивала все ее прелести, особенно пышные груди с дерзко торчащими сосками и округлую упругую попку. Охваченная смущением, стоя на возвышении в одной прозрачной рубашке перед всей городской публикой, Джордана чувствовала себя совершенно раздавленной, и в первый момент слезы заполнили ее зеленые, печальные глаза. Ровным счетом ничего нельзя было поделать и, неизбежное должно было случиться. Ее покарают прямо здесь и сейчас. Ничто не может спасти ее. Чувствуя нерешительность Джорданы, перед снятием последнего покрова толпа закричала еще сильней: «Все долой! Покажись во всей красе! Проветри задницу!» » К радости толпы Шериф смачно шлепнул Джордану по попке, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности и прикрыть руками ягодицы. Народ покатился со смеху. «Давай, » прокричал Шериф «Сбрось ее!» Повторяя про себя: «О мой бог, о мой бог», крепко зажмурив глаза, Джордана спустила сорочку с плеч и перешагнула через нее. Внезапно все смолкло. По-прежнему стоя с закрытыми глазами, Джордана слышала хлопанье крыльев птиц, плач ребенка, шум ветра. Теперь она была абсолютно обнажена. Единственное обнаженное тело на площади, контрастировало своей белизной с пестро одетой толпой. Она чувствовала, как ее обнаженное тело покрывается «гусиной кожей». Совершенно смущенная, Джордана медленно прикрыла одной рукой треугольник внизу живота, а другой – груди. Ее тело наклонилось вперед, колени согнулись, одно бедро целомудренно пыталось прикрыть второе. Красота ее прекрасного тела и странность происходящего – высокая, фантастически красивая, абсолютно обнаженная женщина, стоящая при свете дня перед толпой – погрузила площадь в полную тишину на несколько секунд, только тысячи глаз бесстыдно ощупывали каждую деталь ее тела. Мужчины смотрели на нее с благоговением и застенчиво улыбались широко открытыми глазами. Женщины нервно посмеивались в полузабытьи. Длинные, шелковистые, черные волосы Джорданы, упав со склоненной головы на плечи, прикрыли ее лицо и грудь. Увидев такой «непорядок», Шериф поспешно собрал ее волосы в пучок и завязал их ремешком. Затем он руками потянул за этот «конский хвостик» принуждая Джордану поднять голову. «Теперь мы позаботимся о Вашей одежде, » произнес он и приказал солдатам сжечь ее одежду тут же перед ней. Огонь быстро охватил вещи, и глаза Джорданы вновь наполнились слезами стыда и унижения. Она покраснела, и, казалось, все ее тело вспыхнуло краской стыда. Трое мужчин и несколько детей танцевали вокруг огня, скалились и пели. Толпа вновь дико захохотала, и Джордане захотелось испариться вместе с дымом от пламени. Ее ноги были скрещены и плотно сжаты в попытке прикрыть низ живота, и тут она подумала, что ее голая попка видна во всей красе стоящим позади.

Молодая женщина, стоящая в толпе, почувствовала неловкость за себя и окружающих: «Чего пялитесь?» дерзко выкрикнула она навстречу нескромным взглядам толпящихся вокруг, улыбающихся мужчин, «Никогда не видели голой задницы в своей поганой жизни?» Но она только спровоцировала этим поток нескромных издевательских вопросов: «В чем дело, сладенькая, твоя задница гораздо больше? Мы бы посмотрели на нее тоже, или ты предпочитаешь, чтобы мы ее погладили в кровати? Как тебе понравится занять ее место и постоять здесь голышом? Я надеюсь, вид на твою попку тоже доставит нам удовольствие, может мы поднимем тебя на подиум вслед за Леди?» В панике, молодая женщина метнулась назад и поспешно скрылась в хохочущей толпе.

Шериф снова потянул Джордану за волосы, собранные в «конский хвостик», но этим не заставил ее открыть глаза и решил предпринять нечто другое. Он оставил в покое ее волосы, сбросил ее руки, прикрывающие низ живота и груди, и с силой взяв ее за ухо, заставил выпрямиться и встать на носочки, а затем повел ее кругом по краю подиума с тем, чтобы каждый мог полюбоваться ею. Она была действительно великолепна. Ее кожа была белой и безупречно гладкой, шея длинной и тонкой, плечи грациозными и округлыми. Не будучи слишком большими, ее груди были полными, упругими, налившимися, ничуть не отвисавшими под собственным весом, соски торчащими, длинными и окруженными коричневым ореолом. Ее бедра были крутыми, талия тонкой, спина имела красивый изгиб и заканчивалась круглыми упругими небольшими ягодицами. Ее живот был плоским, подтянутым, гладким, без капли жирка, украшенным точно посередине маленьким аккуратным пупком. Ее половые губы нежными, слегка припухлыми, девственными, прикрытыми небольшим количеством лобковых волос. Ее ноги были длинными и гибкими, с красивыми точеными ступнями. Ее лицо – ослепительно красивым, обрамленным волнистыми, черными, длинными волосами. У нее был высокий детский лоб, слегка вздернутый носик, огромные зеленые глаза, обрамленные томными ресницами, дугообразные черные брови, высокие аристократические скулы, маленький красивый подбородок и чувственный рот с чуть припухлыми красными губами, из-под которых были видны ослепительно белые зубы.

Наблюдая за этой потрясающе великолепной, но совершенно униженной женщиной, шествующей на носочках с головой склоненной набок, вслед за рукой Шерифа, безжалостно сжимающей нежное ухо, безмолвная толпа постепенно ожила, разразившись новым потоком насмешек. Проведя Джордану по краю подиума трижды, Шериф приказал ей поднять руки вверх. Положив на ее плечи, позади головы, палку двух футов длиной, он привязал ее запястья к противоположным концам палки. Теперь она не могла даже слегка прикрыть свою наготу и чувствовала себя совершенно раздавленной. Защелкнув ошейник вокруг ее шеи, Шериф прикрепил к нему цепочку-поводок. Теперь она должна была вынести позор того, что ее поведут на привязи, словно собачонку. С минуту полюбовавшись своей «работой», Шериф помог ей спуститься с подиума и подтолкнул в спину, в направлении эшафота.

Джордане предстоял путь длиною в триста футов, сквозь возбужденную толпу, обнаженной, с руками поднятыми на уровне головы, со звенящей цепью. Ее груди, бедра и ягодицы вздрагивали и красиво колыхались при каждом шаге. Несколько раз, кто-то из толпы бросал в нее гнилыми овощами и тухлыми яйцами. Она была совершенно унижена и беспомощна теперь, находясь в полной власти обезумевшей толпы. Несмотря на то, что ее обдувал прохладный морской бриз, щеки ее горели от стыда, она покраснела от кончиков ушей до пальцев на ногах. Она неловко, механически ступала по неровной мостовой босыми ногами с опущенными плечами и головой, не зная куда себя деть от тысяч назойливых глаз. Она чувствовала себя неуклюжей, угловатой, смешной, но даже теперь ее походка не была лишена некоторой грациозности. Почти физически ощущая на себе эти липкие взгляды, она не могла оторвать глаз от земли. Она знала, что если хоть на секунду поднимет взгляд, то может упасть в обморок от переполнившего ее чувства стыда. Она помнила, что в толпе могут быть люди знакомые ей, и старалась избежать еще и такого испытания, как встреча с ними глаза в глаза. Она не хотела знать, кто именно из них находится здесь, но понимала, что теперь ее видят друзья и враги, родственники и соседи, ее любовники и подруги. Фактически на каждом шаге она могла различить знакомые голоса в толпе: семейство мясника Хиллфорда в полном составе, сосед из дома напротив, отчим и сестры, преподаватель фортепьяно, священник, молочник, кузина Анжела с мужем, дети, игравшие каждый день возле ее дома. Боже, подумала она, даже эти дети теперь были свободнее ее. Мысль о том, что она теперь нага и беспомощна перед детьми и подростками особенно была ей неприятна. Палка, на которой были закреплены руки Джорданы, натирала шею, кровь отхлынула от связанных, поднятых кверху рук, плечи затекли. По голосам она узнала своих слуг. Они разговаривали негромко, потрясенные увиденным, но Норма, старая толстая горничная, закричала визгливым голосом, явно наслаждаясь зрелищем: « Я вижу голую задницу миледи, на которую горбатилась! Эй, миледи, у Вас симпатичные сиськи!» Джордана не поднимала глаз и не отвечала. Сердце бешено колотилось, голова шла кругом. Унижение было невыносимым, и она знала, что это только начало. Она ненавидела сейчас каждого из этой толпы, но особенно тех, которых знала раньше, а также кривляющихся и строящих ей гримасы детей. Джордана неожиданно подскочила от сильного шлепка по ее белым круглым ягодицам, нанесенного кем-то, что вызвало в толпе новый взрыв восторженных криков и хохота. Она была настолько беспомощна, что даже не могла посмотреть, кто это сделал. Она только слышала доносившиеся отовсюду шутки, оскорбительные замечания, смех, охи и ахи. Она почти ощущала кожей взгляды этих людей, задыхающихся и возбужденных, пришедших посмотреть, на обнаженную леди, выставленную на посмешище, ведомую на цепи, подобно животному. Два любопытных юнца следовали за ней по пятам, и все пытались получше рассмотреть ее интимные местечки. Она прикладывала определенные усилия с тем, чтобы не столкнуться с ними. Все что она желала сейчас — это немедленно убежать отсюда, раствориться с наиболее возможной скоростью. Вместо этого она неумолимо приближалась к эшафоту с возвышающимся над ним позорным столбом и с сидящей вокруг него знати, ожидающей ее, ожидающей начала представления. Джордана знала, что среди них были некоторые из ее друзей и родственников, сидящих сейчас с отсутствующими лицами, как будто происходящее не доставляло им никакого удовольствия. Но она также представляла, насколько они могут в душе радоваться глубине ее падения, жадно обшаривая глазами каждый дюйм ее обнаженного тела и покрасневшего от стыда и напряжения лица, с замиранием сердца ожидая увидеть ее корчащейся от боли, и, может быть, читая на ее лице мольбу об отмене или смягчении наказания. Она не хотела встречаться глазами с кем- либо из них и еще ниже склонила голову и согнула спину. Она страстно желала одного – хотя бы чуть-чуть прикрыть свою наготу: тенью, предметом, чем-нибудь. Она спешила пройти мимо людей, рассматривающих ее спереди, после этого они смогут видеть ее только сзади, но впереди были все новые и новые люди и, она не могла даже слегка прикрыться: ее высоко поднятые руки были привязаны к палке и широко разведены в стороны, даже волосы были собраны в пучок и завязаны ремешком на затылке. Ее обнаженное тело было полностью выставлено напоказ, среди бела дня. Ее честь и репутация знатной женщины, и просто человеческое достоинство были полностью растоптаны. Внезапно, ее воспаленный мозг сосредоточился сразу на нескольких вещах, мало волновавших ее прежде. Во-первых, хотя она вся горела от охватившего ее стыда, она почувствовала, что дрожит всем телом, и не только от обдувавшего ее бриза, но и от нарастающего чувства гнева и беспокойства. Более того, она поняла, что дрожит больше не от холода, а от неведомого ранее ощущения открытого воздуха, ласкающего участки ее тела, никогда не бывшие столь открытыми: спину, живот, участки нежной кожи между ног, груди. Никогда раньше она не думала таким образом о своих прекрасных грудях: она просто ненавидела их за то, как они сотрясались при каждом шаге. Она так гордилась ими прежде, когда, идя по рыночной площади, ловила восхищенные взгляды мужчин и женщин, направленные в глубокий вырез ее платья. Теперь же, красота и совершенство ее грудей казались ей вульгарными и вызывающими. Маленькие мальчишеские груди, думала она, смотрелись бы в данной ситуации более естественно. Это, конечно, было не так. Каждый, кто смотрел на нее теперь, не мог не восхищаться тем, как ее мраморно белые груди красиво подпрыгивали и повисали на мгновение с замечательным шармом. Еще хуже для нее было то, что ее соски затвердели и набухли и казались теперь более длинными, чем обычно. В довершение всего она чувствовала себя еще более уязвимой из-за того, что была босой. Твердая почва, усыпанная щебнем, причиняла ее чутким подошвам боль, отзывавшуюся в ее теле … изящными, грациозными, женственными движениями. Она сожалела о том, что не была старой и уродливой.

Прошло всего несколько минут, показавшихся вечностью, а Джордана уже достигла центра рыночной площади. Она стояла теперь прямо перед возвышающимся над ней эшафотом. Шериф поднялся вверх по лестнице и, натянув цепь, буквально втащил ее на возвышение. При этом ей пришлось почти бежать, и ее груди опять хаотично запрыгали вверх и вниз, что вызвало смех в толпе. Палач, Кирк, человек огромного роста и плотного телосложения, стоял на эшафоте, усмехаясь. Вблизи него, около позорного столба, Джордана заметила множество розог, палок, плетей и кнутов, разложенных и развешанных в идеальном порядке. Кровь прилила к ее щекам с новой силой. Осмотревшись вокруг, она увидела вальяжно развалившихся на креслах знатных мужчин и женщин, обмахивающихся веерами. Они беззастенчиво разглядывали ее с головы до ног, делая при этом саркастические замечания относительно разных частей ее обнаженного тела, смеялись, пытались установить с ней контакт при помощи взглядов, чувствуя себя раскрепощенно. Она отчаянно пыталась отвернуться от знакомых лиц, но и другие, незнакомые ей, смотрели на нее с той же иронией и презрением. Шериф натянул цепь, и Джордана зашлепала босыми ногами по деревянному настилу к центру эшафота. Шериф протянул конец цепи Кирку. «Теперь она твоя, » произнес он. Палач снял с нее ошейник и освободил затекшие руки. Теперь она была свободна, и мысли о побеге вновь посетили ее. Они были прерваны легким касанием Кирка. «Пойдем, » сказал он спокойно, и на секунду Джордана представила себе, что он не может быть с ней слишком жесток. Она была наслышана о нем, и хотя никогда не видела его в деле, слышала множество рассказов о мужчинах и женщинах едва не умерших от его рук. Он не был добрым человеком. Для него это была работа, которую он выполнял на совесть, неторопливо и методично. Кирк подвел Джордану к позорному столбу, представляющему собой два не слишком высоких вертикальных столбика, отстоящих друг от друга на расстоянии около четырех футов, с прикрепленной к ним горизонтально, колодкой с отверстиями для головы и рук наказываемого, регулируемой по высоте, относительно столбиков. Верхняя запирающая часть колодки была поднята вверх на удерживающих ее стержнях. Подтолкнув Джордану в спину, он заставил ее нагнуться. Джордане казалось, что сердце вот-вот выскочит из ее груди, но она послушно легла шеей в полукруглое углубление нижней части колодки. Кирк помог ей положить запястья в меньшие по размерам углубления по бокам колодки и опустил верхнюю часть колодки по стержням вниз, лишив Джордану возможности вынуть из колодки голову и руки, торчащие теперь из круглых отверстий по другую сторону колодки. Палач удостоверился, что она действительно не может этого сделать, и отрегулировал высоту колодки относительно столбиков в соответствии с ростом Джорданы так, что теперь она должна была стоять со склоненной над помостом верхней частью тела, расположенной почти перпендикулярно ее ногам и закрепил колодку в этом положении. Верхняя точка ее ягодиц находилась теперь почти на одной высоте со спинными лопатками, спина была красиво выгнута дугой между плечами и попкой. В этом унизительном положении ее нежные розовые половые губы были видны между верхней частью ее бедер, что заставило палача и Шерифа несколько мгновений похотливо любоваться открывшимся прекрасным видом.

Джордана чувствовала себя пойманным зверем. Ее нагота, растоптанное достоинство, унизительная поза, ягодицы, находящиеся теперь в полном распоряжении палача, висящие груди, заточенная голова, смехотворно торчащая с другой стороны колодки, интимные местечки между ногами, доступные взгляду любого, – что может быть еще позорней этого. Она попробовала пошевелить головой и руками, единственно возможным путем сделать это было вращательное движение в отверстиях запертой колодки. Джордана была совершенно подавлена.

На площади установилась полная тишина. Толпа замерла в ожидании, только возбужденные взгляды перебегали от Джорданы к палачу и обратно. Муха села на нос Джорданы, неторопливо переползла на ее плечо, затем перелетела на спину и принялась разгуливать по ягодицам. Не в силах взмахнуть рукой, чтобы отогнать муху или почесать нос, бедная Джордана подумала, что теперь, она даже во власти мух, только ее пальцы судорожно сжимались от досады. Щекотка стала невыносимой, ей страшно хотелось почесать ягодицы. В отчаянии, Джордана слегка согнула ноги и грациозно потрясла попкой. Это движение отпугнуло муху, но вызвало хохот и сальные шуточки в толпе. Толпа была в напряженном ожидании, и не одно, даже самое малейшее движение Джорданы, не могло остаться незамеченным и не прокомментированным.

Поскольку Джордана теперь не могла видеть, что происходит позади нее, она, широко раскрытыми глазами, в панике, смотрела на тех, кто находился перед ней. Ее обнаженное тело покрылось холодным потом и было охвачено дрожью. Прямо перед ней, у основания эшафота, всего в нескольких футах от нее сидел Лорд Губернатор. Она смотрела на него умоляющим взглядом, пытаясь прочитать в его глазах, что же происходит на помосте. Лорд и его благородные гости сидели неподвижно, слегка наклонившись вперед, чтобы получше разглядеть то, что делал сейчас Кирк. Тишина стала пугающей, и она отчаянно пыталась понять, что же он там сейчас делает. Наконец, до нее донеслись какие-то звуки. Кирк в это время выбирал длинную тонкую розгу из нескольких и размахивал ими, рассекая воздух, пробуя их на гибкость. Джордане теперь был понятен смысл низких свистящих звуков. Выбрав, наконец, подходящий «инструмент», он подошел к Джордане, она поняла это по усилению звуков. Вскоре она почувствовала что-то слегка коснувшееся несколько раз ее попки. Она смотрела перед собой глазами, расширившимися от ужаса, – толпа перед ней абсолютно затихла и замерла в ожидании. Она хотела крикнуть, молить о милосердии, наконец, просто спросить их о том, что происходит, но тут же все поняла, прочитав это в их глазах.

Кирк еще дважды коснулся березовой розгой ее ягодиц, примеряясь к цели. На мгновение он замер, восхищенный гладкой женской кожей и красивой формой ягодиц Джорданы, очаровательно приподнятых навстречу его розге. « Готовы считать, Шериф?» спросил он, и Шериф нетерпеливо кивнул. «Ну, держись,» прошептал он перепуганной Джордане, и добавил уже громко «Пощади Вас господь!» Палач медленно вознес руку вверх, развернувшись всем телом, с тем, чтобы придать дополнительную силу удару при опускании руки. Тяжело дышащая, дрожащая Джордана, сжала кулаки, поустойчивей расположила ноги на досках эшафота, зажмурила глаза, крепко стиснула зубы и приготовилась к худшему.

Рука Кирка опустилась так быстро, что многие не заметили, как это произошло. Розга просвистела в воздухе и глубоко врезалась в гладкую кожу пышных ягодиц Джорданы, заставив их отчаянно вздрогнуть. Удар был настолько силен, что люди в толпе, казалось, подскочили от неожиданности, многие женщины непроизвольно закрыли рты руками или зажмурили глаза. Тихий ропот прокатился по скоплению людей. Несколько громких вздохов были слышны в тишине. «Один!» крикнул Шериф, разорвав тишину, и внезапно толпа возвратилась к жизни с криками одобрения. Половинки Джорданы прорезал первый тонкий белый след, обрамленный красной каймой. След, показывающий жестокость удара. Джордана слышала свист розги и чувствовала, как жесткая розга глубоко вошла в ее плоть, но в первую секунду, была настолько оцепенелой, что успела подумать – не так уж и плохо все это может кончиться. Но тут она внезапно почувствовала нарастание боли в ягодицах, они словно были в огне. Боль заполнила всю ее попку, усиливалась столь быстро и была настолько нечеловеческой, что глаза Джорданы мгновенно наполнились слезами, а дыхание перехватило. Ее голова дернулась, насколько позволяло отверстие колодки, она широко раскрыла глаза и судорожно хватала ртом воздух, не в силах даже закричать, пораженная силой боли. Затем она задышала часто и тяжело, ожидая момента, когда боль отступит. Теперь она по-настоящему понимала, что ее ожидает, и во что превратится ее попка по окончании наказания, и безмерный ужас охватил ее. Тем, чего она меньше всего хотела сейчас, был следующий удар. Мозг лихорадочно думал об одном – как спастись. Она хотела, чтобы порка прекратилась немедленно, – она больше не вынесет ни одного удара. Рука палача с розгой взмыла вверх, готовясь нанести следующий удар. Джордана закрыла глаза и сжала зубы, в ожидании второго удара, ее кулаки сжимались и разжимались в отверстиях колодки. Напряжение нарастало, прошло несколько секунд, а удара все не было. Не выдержав, Джордана согнула ноги в коленях и опустила попку. Кирк приказал ей выпрямиться. Она подчинилась, но второй удар был нанесен еще раньше, чем она успела выпрямить ноги полностью. Удар был еще страшнее первого. «Два!» прокричал Шериф. Голова Джорданы вновь взлетела вверх и уперлась в верхнюю половину колодки, глаза округлились, рот широко открылся. Ноги ее затанцевали на помосте, и она застонала от дикой боли. Толпе понравился ее «танец», а стон сопровождался криками: «Всыпь ей! Сильнее! Да! Сильнее!» Лорд Губернатор заерзал в кресле, смущенный жестокостью порки, поскольку второй глубокий след прорезал ягодицы Джорданы. Правая рука Кирка взлетела вновь, и на этот раз розга ударила Джордану не дав ей собраться. «Три!» произнес Шериф, и почти одновременно раздался первый настоящий крик Джорданы. Толпа словно обезумела, издавая непрерывные крики и свист, подбадривающие палача. Ноги Джорданы исполняли дикую пляску на помосте, она все еще стискивала зубы, пытаясь не кричать. Ее руки бешено вращались в отверстиях колодки. Возбужденный криками толпы, Кирк начал пороть ее быстрее и ритмичней. Голос Шерифа, считающий удары теперь почти поглощался воплями толпы, криками и стонами Джорданы. Попка Джорданы отчаянно извивалась под безжалостными ударами. Со зловещим свистом гибкая розга падала на нее со страшной силой вновь и вновь. «Десять! Одиннадцать! Двенадцать!» считал Шериф, и попка Джорданы сотрясалась одновременно с этими словами. Джордана кричала теперь высоким пронзительным голосом, почти непрерывно. Ее волосы растрепались и разлетались широким веером вокруг головы после каждого удара. Река слез покрывала все ее лицо. Капающие слезы образовали уже небольшую лужицу на помосте. Она отчаянно хотела потрогать ягодицы руками, защитить их, но ее сжатые кулаки прочно удерживались колодкой.

Внезапно розга переломилась пополам на ягодицах Джорданы. Кирк взял другую розгу, длиннее и толще первой, и продолжил порку, точно нанося удары поперек трепещущих половинок Джорданы. Время от времени он наносил удары по особенно чувствительной коже на верхней части ее бедер, принося ей ужасные мучения, как бы держа ее на пределе боли. Ее белоснежные ягодицы теперь были сплошь исполосованы белыми и красными рубцами. Некоторые удары звучали подобно выстрелам. Множество глоток начали считать их хором, заглушая голос Шерифа: «Семнадцать! Восемнадцать! Девятнадцать!» Джордана отчаянно пробовала развернуть тело, с тем, чтобы часть ударов пришлось по внешней стороне бедер, давая некоторую передышку пылающей попке. Также она пыталась подставлять под удар поочередно одну из ягодиц, но эти попытки были тщетны, – очередной удар неизменно рассекал обе половинки. Бедная попка сжималась и разжималась, бедра совершали отчаянный «танец», душераздирающие крики раз за разом разрывали воздух. Наконец, на двадцать седьмом ударе, Джордана начала умолять о милосердии. Лорд Губернатор знаком приказал палачу остановиться, но Кирк по инерции нанес еще два звучных удара, прежде чем опустил руки. Джордана прекратила кричать, но все еще извивалась всем телом от боли. Наконец она затихла. Лорд Губернатор поднял руку, призывая толпу к молчанию. «Что Вы хотели сказать мне?» спросил он, обращаясь к Джордане. Измученная женщина боялась, что все это игра, но все же не могла сдержаться и начала говорить. «Пожалуйста, сэр,» промолвила она плачущим, неровным, тоненьким, детским голоском, «Пожалуйста, остановите порку! Я заслуживаю наказания, но оно слишком жестоко! Я прошу Вас, пожалуйста, прекратите порку!» Лорд не был жестоким человеком. Он был высокообразован для своего времени, свой пост он заслужил, сражаясь с врагами отечества на поле битвы. Его уважали и боялись в городе, где он обладал практически неограниченной властью. Иначе говоря он был либеральным, просвещенным человеком, расценивающим порку как варварскую традицию средневековья, но жестокие законы эпохи не оставляли ему выбора. Глядя сейчас на красивую молодую женщину, страдающую от позора и боли, он в душе хотел бы немедленно освободить и утешить ее. «Она наказана достаточно,» думал он. «Ей еще долго придется залечивать раны, она перенесла тяжелейшее оскорбление, которое останется с ней до конца ее дней. Вероятно, она покинет страну, поскольку теперь для нее окажется невозможным сталкиваться ежедневно с людьми, которые видели ее обнаженное, опозоренное и избитое тело. Шрамы от порки останутся у нее надолго, возможно навсегда». «С другой стороны, » продолжал размышлять он, « Хотя в моей власти как уменьшить наказание, так и усилить его, если я остановлю порку на столь ранней стадии, прежде чем она успеет почувствовать первый удар бича, поступок этот будет расценен, по меньшей мере, как странный и о нем, несомненно, доложат Королеве».

Почувствовав колебания Лорда, толпа разразилась выкриками: «Продолжайте порку! Мы желаем большего!» Знать, расположившаяся поблизости, также сочла необходимым высказать свое мнение: «Выпорите ее хорошенько, Милорд, она этого заслуживает! Мы хотим видеть ее танец под бичом! Пусть поупрашивает еще, видеть это так забавно. Она походит на нашкодившего щенка, слушать ее мольбы приятней, чем добавить ей десяток ударов». Шериф также промолвил с эшафота: «Посмотрите на нее, Милорд, она молодая, здоровая, сильная женщина и может вынести гораздо больше. Вы не можете освободить ее от дальнейшего наказания сейчас». Лорд посмотрел на рыдающую женщину, прекрасную даже сейчас, растрепанную, задыхающуюся, с покрытым слезами, смешивающимися со слюной и капающими с дрожащего рта, лицом. В ее глазах застыла мольба, ноздри раздувались, пот покрывал ее лоб и, стекая, капал с кончика носа. «Пожалуйста, Милорд, сэр…» молила она проникновенно. Лорд задержал взгляд на ее теле амазонки, соблазнительно висящих грудях, сильных и красивых ногах. «Да,» думал он, «Она дико привлекательна. Как жаль, что я не могу стиснуть ее в своих обьятиях. Но она осуждена и должна получить все, что ей причитается. Она, несомненно, выдержит наказание и… будет проклинать меня всю оставшуюся жизнь». «Милорд, » спросил Шериф, «Мы можем продолжать?» «Кирк, » окликнул Лорд Губернатор палача, «Не усердствуйте слишком! Вы уже и так показали себя!» Кирк уставился на Лорда озадаченно. «Милорд?» Лорд внезапно почувствовал себя неловко, стоя перед всеми этими людьми. Он не хотел выглядеть слишком мягким. «Продолжайте, Кирк, » сказал он раздраженно, «Только делайте то, что должны делать!» Кирк стоял с каменным лицом. «Да, Милорд». Палач посмотрел в сторону Шерифа. «Сэр, сколько ударов я уже дал ей?» Шериф в это время упорно искал встречи с глазами Лорда. «Дай ей еще десять розог, » сказал он, заметив, что Лорд отвел от него свой взгляд. Толпа приветствовала это решение оживленным шумом. Джордана смотрела затравленным зверем. «Нет!» закричала она, «Милорд! Пожалуйста, не надо больше!» Поняв, что это бесполезно, она закрыла глаза, готовясь к следующему удару. И удар этот был нанесен с удвоенной энергией. Джордана дернулась всем телом, насколько это позволяла колодка и дико закричала, поскольку розга легла на ее ягодицы поперек свежих рубцов. Люди, стоящие в некотором отдалении от эшафота не могли оценить всю жестокость происходящего. Кирк бил изо всех сил, безжалостно, умело, попадая точно поперек следов, оставленных прежними ударами или по тонкой коже верхней части бедер. Крики Джорданы стали длинными и почти непрерывными. Ослепнув от боли, она уже плохо понимала разницу между моментом нанесения удара и промежутками между ударами. Она просто непрерывно вопила так сильно, как только могла. Ее лицо было обезображено гримасой боли, пряди мокрых волосы прилипли ко лбу, кулаки сжаты настолько сильно, что ногти впивались в нежную кожу ладоней. Ее рот, ноздри и глаза были широко открыты. Пот, слюна и слезы, смешиваясь, текли по лицу и капали с подбородка. Ноги подпрыгивали, шлепая подошвами по деревянному помосту, попка бешено извивалась под ударами, мускулы ягодиц произвольно сжимались и разжимались, руки и голова отчаянно пытались высвободиться из защемляющих их отверстий. После нанесения Кирком седьмого удара мочевой пузырь Джорданы не выдержал. Жгучая непрерывная боль в попке и верхней части бедер была настолько невыносимой, что Джордана даже не почувствовала, как моча заструилась вниз по ее дергающимся ногам. Толпа на мгновение смолкла, но уже через секунду захлебнулась злорадными выкриками. Кирк остановился на несколько секунд, но не из-за того, что это было для него необычным. Очень часто у наказываемых женщин случалось непроизвольное мочеиспускание. Он просто ждал, когда все закончится. Джордана все еще пронзительно кричала, по-звериному, полностью забыв, где она и что происходит. Ее глаза были широко открыты, но не видели ничего вокруг. Ее подскакивающие ноги разбрызгивали вокруг лужицу мочи, образовавшуюся на помосте. Брызги попали на двух знатных дам, сидящих в непосредственной близости от эшафота. Они заголосили, достали носовые платки, но не сдвинулись с места. Крик Джорданы уже напоминал звериный вой. Несколько капель крови появилось на ее попке в местах пересечения следов от розги. Кирк быстро нанес последние три удара, внимательно осмотрел розгу и отложил ее. Затем застыл неподвижно, ожидая дальнейших распоряжений.

Лорд расслабил руки, сжимавшие несколько последних мгновений его колени. Он ждал, когда Джордана прекратит кричать. Крик не прекращался, исхлестанная женщина не понимала, что эта часть наказания уже закончилась. Толпа понемногу затихла, и над ней разносился только вой Джорданы. Солнце скрылось в эти минуты за тучами, потянул прохладный ветерок. Шериф завернулся поплотнее в свой плащ. Несколько дам, из аристократической части публики, послали лакеев за накидками. Кирк перебирал развешанные кнуты и плети. Мимоходом он попросил помощника принести ведро воды, чтобы смочить свои кнуты и, возможно, привести в чувство наказываемую. Наконец, мало помалу, Джордана начала успокаиваться. Она все еще дрожала всем телом, но дикие вопли сменились непродолжительными криками и всхлипываниями. Ее израненные ягодицы и ноги расслабились, только времени от времени по ним пробегала небольшая судорога. Она открыла глаза и огляделась вокруг, медленно приходя в себя. Ей страшно хотелось пить и вытереть, заплаканное покрытое потом и слюной лицо, но она все еще находилась в колодке. Спина болела от длительного согнутого положения, но эта боль была ничем по сравнению с болью в иссеченных ягодицах. «Пожалуйста, » прошептала она, «Воды…воды…» Все вопросительно посмотрели на Лорда. «Никакой воды, » произнес он. Он жалел ее, но понимал, что если она до сих пор не потеряла сознания, то была действительно крепкой женщиной. Не было никакого резона казаться слишком добрым перед собравшимися. Прошло еще несколько минут, толпа вела себя, в основном, тихо не считая отдельных личностей изображающих стоны Джорданы в качестве насмешки. Сознание же самой Джорданы было заполнено только болью. Сердце ее билось в бешеном темпе, голова кружилась, попка невыносимо ныла и пульсировала. Она не могла не только посмотреть на свои ягодицы, но и потрогать их руками, но представляла себе как плачевно они выглядят сейчас. Шериф подошел поближе к ней, чтобы полюбоваться результатами жестокой порки. Бывшие еще недавно белоснежными, безупречные ягодицы Джорданы были теперь опухшими и красными, местами в синих и фиолетовых пятнах, покрытыми черными и алыми полосами с выступившими каплями крови в местах их пересечения. Тело Джорданы состояло теперь как бы из трех частей белоснежной спины и ног и темно красной попки. Шериф слегка коснулся рукой иссеченной попки. Джордана с вырвавшимся криком боли резко отдернула ее. Шериф улыбнулся и продолжал ласкать рукой истерзанную плоть, Джордана при этом ловила ртом воздух, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. «Отлично, » сказал Шериф, «Кирк, пора вести ее к столбу для настоящей порки». Палач открыл колодку и освободил Джордану. Обнаженная женщина с наслаждением выпрямила затекшую спину, растирая ее руками, вытерла нос и рот тыльной стороной ладони. Затем изогнулась, пытаясь посмотреть на свою бедную попку, поднесла к ней свои ладони, но остановила их в нескольких миллиметрах, не решаясь прикоснуться. Эти телодвижения Джорданы вновь развеселили публику, но ей это уже было безразлично. Она думала об одном как остановить боль и вынести оставшуюся часть наказания.

Ожидая пока палач подготовит специальный столб для порки, Джордана терпеливо стояла, прикрыв одной рукой грудь, а второй обмахивая руками попку, в попытках уменьшить боль, так и не решаясь прикоснуться к ней. Лорд смотрел на нее с восхищением. Он думал о том, что все это похоже на сон: высокая, великолепная, обнаженная женщина стояла на подиуме среди дикой разглядывающей ее толпы совершенно не обращая внимания на окружающих. Солнце вновь осветило площадь, и люди в толпе приставляли ладони ко лбу в виде козырька, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Нелепость сцены опять поразила Лорда: палач, готовящий столб для порки, Шериф, тихо напевающий что-то, униженная женщина, спокойно ожидающая своей участи, переступавшая с ноги на ногу. Он знал, конечно, что она не могла быть спокойной сейчас, она просто была в шоке от боли и бесчестья.

Менее трех четвертей часа прошло с того момента, как Джордана покинула тюремную камеру, однако для кое-кого на этой площади они были равносильны годам.

Столб для порки обновили относительно недавно. Три месяца назад на нем было установлено специальное устройство, позволяющее закрепить руки жертвы на любой желательной высоте. Кирк схватил Джордану и потащил к столбу. Она упиралась ногами и трясла головой, глядя на него умоляющими глазами и тихо бормоча: «Нет, нет, пожалуйста, сэр, нет, о мой Бог, о мой Бог». Связав ее руки, Кирк закрепил веревку на блоке и начал натягивать ее конец. Связанные руки Джорданы взметнулись над ее головой. Вскоре все ее тело было вытянуто в струнку. Еще одно движение Кирка, и Джордана повисла в воздухе в нескольких дюймах над досками эшафота. Для того, чтобы вновь почувствовать опору под ногами, Джордана полностью их выпрямила, при этом ей удалось коснуться эшафота только кончиками пальцев. Кирк посмотрел на нее, удовлетворенно кивнул и закрепил на столбе конец веревки, находящийся у него в руках. Женщина теперь почти висела на связанных, поднятых над головой руках, стоя, в то же время, на цыпочках, с трудом удерживая равновесие. Ее тело распростерлось параллельно столбу на расстоянии двух футов от него. В таком положении, с вытянутым в струнку телом, большая часть веса которого приходилось на связанные запястья, чудесный изгиб ее спины и очаровательные выпуклости грудей и ягодиц стали еще более подчеркнутыми. Стройные напрягшиеся ноги казались невероятно длинными.

В этот момент на площади установилась относительная тишина. Были слышны тихие вздохи Джорданы, в то время как Кирк направился за орудием наказания. Взяв тяжелую плеть-девятихвостку с длинными переплетающимися кожаными ремешками он дважды рассек ею воздух. Плеть издала при этом отвратительный свист, на что толпа отреагировала тихим «аааахх». Кирк улыбнулся и с усмешкой буркнул что-то про себя, повергая стоящих неподалеку людей в трепет. После этого он погрузил концы плети в ведро с водой, смочив их. Держа рукоять плети в правой руке, а ее конец в левой, он приблизился к связанной нагой девушке и встал позади нее чуть-чуть сбоку. Джордана, казалось, чувствовала звук его неторопливых шагов нервами спины, но сохраняла молчание. Только когда она, повернув голову, увидела, что он взял в руки ужасную плеть, с ее губ слетело почти неслышное: «О, нет!». Теперь он находился у нее за спиной, и она не могла его видеть. Джордана закрыла глаза, сжала зубы и, затаив дыхание, ожидала первого удара. Кирк отвел опущенную руку с плетью в сторону, обрызгав по пути каплями воды Шерифа и близстоящих людей, так что концы плети коснулись помоста. «Готовы считать, сэр?» спросил он Шерифа, «Начинайте.»

Тишина была настолько абсолютной, что можно было слышать учащенное дыхание Джорданы. Начиналось второе действие отвратительного спектакля. Кирк взмахнул плетью, раскрутил ее трижды над головой, придав ее концам максимальное ускорение, и опустил влажные кожаные ремни по диагонали на голую спину Джорданы со всей своей силой. Звук удара девяти ремней плети о тонкую обнаженную натянутую кожу Джорданы заставил людей в толпе содрогнуться. Широкий темно-красный след мгновенно протянулся от ее правой лопатки к левому бедру. «Один!» прокричал Шериф, и толпа вновь ожила. Сильный удар лишил Джордану равновесия, ее голова запрокинулась назад, на пару секунд она повисла свободно на запястьях, пока она снова не выпрямилась и не встала на носки ног. И только тут раздался ее приглушенный стиснутыми зубами крик: «Ааеееаааххх!» Джордана чувствовала нарастающую жгучую боль, как будто с ее спины снимали заживо кожу. Следущий удар, нанесенный также наискосок образовал на спине Джорданы уже крестообразную широкую красную полосу. Левая нога Джорданы непроизвольно подпрыгнула в воздухе, и даже прежде, чем она прекратила кричать от невыносимой боли, был нанесен следующий удар, поперек ее талии. При этом завившиеся концы плети хлестнули по чувствительной коже на правой стороне ее живота. Пальцы обеих ее ног оторвались от помоста, колени подпрыгнули, коснувшись грудей. Она закричала во весь голос, слезы брызнули из широко раскрытых глаз, слюна стекала из открытого рта на подбородок. Боль была настолько невыносима, что она полностью забыла в этот момент о саднящей боли в израненных ягодицах. Но только на мгновение, поскольку следующий удар палач нанес точно поперек них. «Четыре!» отсчитал Шериф. Джордана ослепленная и оглохшая от дикой боли, теперь полностью висела в воздухе, подтянувшись на связанных руках. Ноги разлетелись широко в стороны, грудь сотрясалась, крик нечеловеческой муки заглушил все остальные звуки на площади. С этого момента она уже не касалась помоста. Руки находились в постоянном движении, колени непроизвольно сгибались, ноги исполняли безумную пляску в воздухе. Кричала она непрерывно, на переделе возможностей своих легких, лишь изредка крики сменялись жалобными стонами. Кирк порол ее не останавливаясь. Методично, со знанием дела и недюжинной сноровкой он наносил удары снова и снова, со всей своей силой. Ремни плети разлетались в воздухе, собирались вместе и опускались на спину, плечи, ягодицы и бедра Джорданы. Исполнив в своей жизни сотни экзекуций, Кирк не чувствовал теперь ровным счетом ничего в тот момент, когда плеть касалась кожи его жертв. Красивые молодые девушки или старые беззубые шлюхи, мальчики или уродливые горбуны, бедные или богатые – все были для него одинаковы в этот момент. Он порол их всегда безжалостно и со всей силой, на которую был способен. Так он и хлестал теперь Джордану, будто наносил удары по бесчувственному бревну, а не по нежной чувствительной женской коже. Кровь уже стекала по ее спине. Дикие рывки тела Джорданы энергичные и грациозные в начале, стали более вялыми после двенадцатого удара. Ноги, прежде разрезавшие воздух так отчаянно, что пятки касались временами ягодиц, двигались все замедленнее. Джордана обессилела и начинала терять сознание. После восемнадцатого удара Джордана вместо крика издала слабый стон, и ее голова бессильно упала на грудь. Лорд поднял руку вверх, и Шериф остановил порку, тронув Кирка за плечо. Тяжело дышащий, палач, удивленно обернулся к Шерифу. Его рука с плетью все еще была занесена над головой, в готовности нанести следующий удар. Лорд, мужественный солдат, прекратил смотреть на избиение женщины уже после шестого удара. Он смотрел на толпу, наблюдая за ее реакцией, но не мог не слышать диких криков Джорданы. «Достаточно, Кирк,» произнес он, и толпа разразилась протестами. Особенно усердствовали знатные леди, сидящие неподалеку от Лорда.

« Милорд,» заговорил Шериф, «Она должна получить двадцать ударов «кошкой». Осталось только два.»

« Я знаю,» промолвил Лорд «Тем не менее, думаю, что она получила достаточно. Мы ведь не хотим убить ее?»

« Она все еще должна быть наказана бичом. Вы можете начинать, Кирк.»

« Но почему, Милорд?» спросил Кирк, не понимая почему ему не дают закончить его работу полностью.

« Потому, что я сказал – этого достаточно! Как бы Вам самому понравилось получить хотя бы часть того, что уже получила она?»

Видео:В Москве на Трубной площади—Антон Чехов — читает Павел БесединСкачать

Час на площади рассказ читать

У меня есть записная книжка. Куда бы я ни поехал, куда бы ни отправился, она у меня в кармане. Она со мной, когда я работаю, гуляю или толкую с пионерами у лагерного костра, искры которого летят к ночному небу и остаются там звездами…

С этой книжечкой я летал на самолетах, плавал на корабле в далекие страны. Три раза я терял ее и трижды находил снова. Днем я не расстаюсь с ней, а на ночь кладу под подушку, чтоб записывать хорошие сны, видеть которые я очень люблю.

Когда подходит полночь и ночь уже готова повернуть на завтра, раздается голос Москвы:

— Слушайте Красную площадь и бой часов с кремлевской башни!

И во всех краях большой нашей страны, во всем круглом мире люди, затихнув, слушают, как играют часы на башне Кремля:

Би-им, бюм-бум-бом, бэ-бам.

Мы сверяем свои часы и тихо говорим про Москву, про звезды на башнях и про того человека в Кремле, с сердцем которого бьются в лад сердца всех добрых и смелых людей.

Вот рассказы, которые я записал в свою книжку, слушая, как бьют часы на башне.

Сталина не было видно, когда Борька Строков скомандовал своим: «Приготовиться!» и взглянул опять на мавзолей. Только легкое облачко вилось за плечом Ворошилова, там, где прежде стоял Сталин. Сквозной голубоватый дымок растворялся в жарком июльском воздухе. И Борька догадался: это курится трубка Сталина. Должно быть, он утомился и присел там, сзади, отдохнуть.

Целый месяц воображал Борька, как поведет он по Красной площади свой батальон. Грохнут барабаны, запоют трубы, качнутся знамена, «марш!» — и сам Сталин увидит его, Борьку Строкова… А сейчас, как нарочно, товарищ Сталин не смотрит.

А команда уже дана и знамена распущены — красные, голубые, зеленые. И солнце просвечивает сквозь шелк, то красное, то голубое, то зеленое солнце. Мальчики и девочки стоят, как стоят бойцы на параде, плечо к плечу. И ряды их отбрасывают тень, такую же плотную и зубчатую, как тень Кремлевской стены.

Би-им, бюм-бум-бом, бэ-бам. — проиграли часы на башне. Главный капельмейстер поднял свою указку, и на весь белый свет грянул торжественный пионерский марш.

Третьим пошел батальон Бори Строкова. В эту минуту Борька заметил, как Ворошилов, обернувшись назад, потянул кого-то за руку. И у гранитного барьера тотчас появился Сталин. Он вытер платком усы. Потом он поправил обеими руками фуражку: левой рукой тронул сзади околыш, а правой — козырек. Ворошилов показывал на площадь, на ребят. Сталин за кивал головой и засмеялся.

«Вот он сейчас смотрит на нас, — думает Борька, приближаясь к мавзолею, — наверно, и меня видит. Такой маленький, думает, а уже так хорошо командует! Как, интересно, его фамилия?»

Борька задрал голову, выпятил грудь что есть духу, жестоко размахивает руками, и глаза у него готовы выпрыгнуть — вот как он их растаращил! Ему кажется, что чем шире он сам раскроет глаза, тем лучше и его увидят.

Уже про всё на свете забыл Борька. Забыл, что за ним идет его батальон, что он командир, что ему…

Он опомнился только тогда, когда чуть не наступил на пятки мальчику, который шагал в последнем ряду второго батальона. Еще секунда — и Борька врезался бы в чужой батальон. Он с ужасом оглянулся и увидел, что его батальон остался далеко позади, ребята не могут поспеть за увлекшимся командиром, а командир совсем оторвался от своих, да и шагает уже не в ногу со всеми.

У Борьки вмиг нажгло уши и щеки, будто он смаху в крапиву влетел. Он разом сменил ногу, сделал шаг на месте, и батальон подтянулся к своему командиру. Но теперь уж лучше было не оглядываться назад, на мавзолей, где Сталин и Ворошилов, должно быть, всё заметили…

Большая пятиконечная тень от звезды, что на башне Кремля, прохладно касается горящих щек Борьки.

Сердились после пионеры на Борю Строкова.

— Чуть ты весь парад нам не испортил! — на падали они на своего командира. — Счастье еще твое, что недалеко ускакал — спохватился!

Ничего не мог сказать Борька и пошел домой.

Вечером к нему приехал дядя Гора, командир, который готовил ребят к параду.

— Ну, герой, как. Да ты что это? Переживаешь всё?

— Я думал всё про него, — забормотал Борька, — и всё смотрел, смотрел и сбился нечаянно. Не знаю даже как. Когда наши на Хасане воевали, так они все тоже про Сталина думали. И вон как победили! А у меня по чему-то…

Борька отвернулся и больно ударил себя кулаком по колену.

И тут командир, настоящий боевой командир Красной армии, дядя Гора, объяснил Борьке, почему у него так получилось.

— Да, — промолвил дядя Гора, — наши бойцы шли в бой, думая о Сталине. Думать о Сталине — это значит помнить, что всему народу и Сталину важно, чтоб ты сделал свое дело хорошо. А ты вот как раз о деле-то своем, о командирском долге, и забыл. Вот оно и получилось.

Борька молчал. Дядя Гора положил руку ему на макушку и качнул сперва в одну сторону, потом в другую:

— Ну чего ты тут расстраиваешься? Ну, немножко сбился, потом сразу в ногу попал. Кроме нас, никто и не заметил. Славно прошли.

С утра они ждали гостя, Володя и Наташа.

Вынесли столик в сад, потащили туда соломенное кресло. Поочередно бегали то и дело на кухню и ко мне, выпрашивая то тарелку, то яблоко, то терку, то чистую бумагу. Потом оба очень долго и тщательно умывались, хотя до обеда было еще далеко. А Володька нацепил значок «Да здравствует 1 Мая!», хотя был уже июль.

Наташа заботливо осматривала столик. Всё Володино и Наташино богатство, все их заветные сокровища были выложены на стол. Взятая у меня бумага была постелена как скатерть. Лежала батарейка от карманного фонарика. Рядом с ней стояла моя старая чернильница. Из нее торчали анютины глазки. Посередине стола на чистом блюдечке лежало тугощекое яблоко. В открытой жестянке из-под зубного порошка сложены были шарики, скатанные из глины. Наташа суетилась около стола, а Володя беспрерывно подбегал к воротам и выглядывал на дорогу.

— Не идет? — спрашивала Наташа.

— Нет еще, — отвечал Володя. — Он обещал: как управится на Красной площади, так придет… Там еще часы не играли.

— Кого это вы ждете к себе? — поинтересовался я.

Володя и Наташа строго взглянули на меня.

И оба смутились.

Мне надоело ждать гостя. Я ушел наверх работать и вдруг услышал под окном такой разговор.

— Вот, пожалуйста, садитесь в это мягкое кресло, — говорила Наташа. — Вы, наверное, уста ли на Красной площади… Наши дети вас прямо с утра заждались. Кушайте, кушайте пирожки… Не подгорели? Угощайтесь на здоровье… Володя, что ты сидишь, как глупый? Предложи печенье… Вот, пожалуйста, яблоко. Это — самое лучшее и ни капли не червивое. Прошу вас, кушайте и утирайтесь глаженой салфеткой.

— А после обеда можете, пожалуйста, про катиться на моем грузовике, — услышал я голос Володи и изумился.

Никогда никому в жизни не давал Володя своего грузовичка. Должно быть, гость пришел очень уж дорогой.

Я осторожно выглянул в окно.

Солнце стояло прямо над садом. Листья осин искрились. Тяжелые яблони не могли перевести дух от жары. Всё было неподвижно. Казалось, что и листьям лень пошевелиться. Только терпеливые кузнечики стрекотали на весь сад: цы-цы-цы-цы-цы-цы…

Володя и Наташа чинно сидели на солнце пеке за столиком, но больше там никого не было.

— Живите у нас всегда, — говорил Володя. — У нас тут очень свежо и хорошее питание. Наши дети вам жуков наловят самых прелучших, сколько хотите. Даже бронзовиков. Это я будто так ему говорю…

Видео:А. П. Чехов. Рассказ "В Москве на Трубной площади"Скачать

Площадь Картонных Часов — Яхнин Л.Л.

Добрая и веселая сказка про жителей волшебного картонного города, которые любят и ценят настоящих мастеров и очень не любят разбойников.

Видео:Неожиданно ! При смене Почётного караула у Вечного огня в Москве на Могиле Неизвестного СолдатаСкачать

Мастер Тулья

Шёл по коричневой лесной дороге человек в больших сапогах и зелёной шляпе.

— Хрум-хрум, — похрустывали камешки под каблуками.

— Вжик-вжик, — посвистывали упругие ветки, задевая за высокую шляпу.

Человек напевал весёлую песенку. Это был шляпных дел мастер Тулья. Он возвращался с ярмарки.

За спиной у него погромыхивали разноцветные картонные коробки. Коробки были пустые. Это как раз и веселило мастера — все шляпы проданы.

День стоял синий-синий. Синие тени перемешивались с синими ветками деревьев.

Солнце оттолкнулось от острой верхушки самой высокой сосны и повисло в небе над головой.

«Эге, — подумал мастер Тулья, — уже полдень, мохнатые шмели попрятались в траву. Пора и мне присесть где-нибудь да закусить».

Разыскал мастер полянку с маленьким пеньком.

— Вот то, что мне нужно, — сказал он и разложил на пеньке еду.

Мастер поел, закурил трубку и пустил вверх жёлтое колечко дыма.

— Вот бы из этой полянки сшить большую зелёную шляпу, а из тонкой тропинки сделать ленту с тройным бантом, — сказал он.

Мастер Тулья с самого утра не брался за ножницы и нитку с иголкой, а это для хорошего мастера очень долго.

Улыбнулся он, взял тяжёлые ножницы и вырезал из красной картонной коробки дом. Даже не дом, а домик. С высокой дверью и с квадратными окошками.

А на коньке остроконечной крыши приладил картонного аиста с длинным клювом. Потом сделал ещё домик, и ещё, и ещё. Из жёлтой, сиреневой, синей и оранжевой коробок.

Из круглого донышка самой большой коробки мастер Тулья сделал часы.

— Вот городские часы, — сказал он, — а площадь с этими часами называется Площадью Картонных Часов.

Уже не осталось ни одной картонной коробки, когда мастер Тулья спохватился:

— Ай-яй-яй! У меня совсем не осталось картонок, из которых я вырежу человечков! Не делать же их из обрезков. Ведь тогда они будут такими маленькими, что даже не смогут шагнуть со ступеньки на ступеньку в своих домах! Клея у меня нет, придётся их сшить.

Он взял иголку с ниткой и сшил человечков из маленьких кусков картона. Сверху к туловищу пришил голову, сбоку две руки, а снизу две ноги. Каждому картонному человечку он смастерил из картона шляпу.

Мастер Тулья спрятал ножницы. Полюбовался на картонный город и улыбнулся: всегда приятно сделать что-нибудь красивое.

А город получился такой, будто стоит он с незапамятных времён.

— Ну вот, — сказал мастер Тулья картонным человечкам, — всё у вас есть: и друзья, и работа. Живите счастливо!

И тут мастер Тулья заметил, что от рук и ног каждого человечка тянутся нитки.

Нужно было бы аккуратно обрезать нитки, но острые ножницы так удобно лежали в кармане!

И мастер Тулья впервые в жизни поленился.

— Ничего, — сказал он сам себе, — ниточки висят за спиной и никому не помешают. Зато, дёрнув за ниточки, можно будет оживить картонных человечков.

И мастер Тулья, помахав шляпой Картонному городу и его жителям, весело зашагал дальше.

Видео:Реакция на результаты ЕГЭ 2022 по русскому языкуСкачать

Разбойник у большой дороги

Лесной разбойник Крага сидел возле старого дуба и ел чернику. Он весь перемазался. Губы и щёки у него стали синими. Руки покрылись чернильными пятнами. А рыжая борода стала разноцветной.

Разбойник Крага съел последнюю ягоду, облизал пальцы и вздохнул.

«Э-хе-хе, — подумал он, — целый день сижу у Большой дороги и никого не могу ограбить. Моему дедушке — знаменитому разбойнику Боту-Форту — было хорошо: тогда верили в разбойников и очень их боялись. А теперь все смеются. Ну как будешь грабить человека, если он не боится тебя!»

И Крага опять тяжело вздохнул.

Вдруг вдалеке, за деревьями, раздалась песенка.

Разбойник Крага прислушался.

Вот что он услышал:

Жил на свете воробей —

Лёгкий серенький комок.

Чик-чирик. Скок да скок!

— Сейчас я его напугаю и ограблю! — сказал он и достал из кармана широкую чёрную повязку.

Он завязал правый глаз и стал Страшным Одноглазым Разбойником. Потом вытащил из-за пояса пистолет, который не стрелял, но зато был очень большой и ржавый.

Только разбойник успел спрятаться за дерево, на тропинке показался мастер Тулья.

— Клянусь моим дедушкой — знаменитым разбойником Ботом-Фортом, у меня сегодня будет на обед кое-что получше кислых ягод, — прошептал Крага.

Я спросил у воробья:

— Где же вся твоя семья?

Мне ответил воробей:

— Лиски-биски-билибей! — пел мастер Тулья.

— Ого-го! — закричал своим самым хриплым голосом разбойник Крага. — Кто посмел меня разбудить?!

И он выскочил из-за дерева на дорогу, размахивая тяжёлым пистолетом.

— Послушай, приятель, разве днём спят? — спросил мастер Тулья.

Крага не знал, что ответить, и от этого рассердился ещё больше.

— Я тебя застрелю и ограблю! — закричал он своим самым громким голосом.

— Ты обязательно промахнёшься, Одноглазый Грабитель, — сказал мастер Тулья, — потому что пистолет держишь в правой руке, а целишься левым глазом.

— Я могу и правым целиться, — сказал разбойник Крага и передвинул чёрную повязку с правого глаза на левый.

— Да ты вовсе не одноглазый, — засмеялся мастер Тулья, — вот тебе, приятель, кусок сыра, если ты голоден, и прощай — мне некогда.

И мастер, весело напевая, пошёл дальше. Разбойник Крага хотел броситься вдогонку, но вместо этого сунул в рот кусок сыра и стал жадно жевать.

Видео:Обращение Левитана 22 Июня 1941 года. Объявление о начале войны.Скачать

Девочка с конфетной обертки

Лёгкий ветерок струйками пробежал по траве и зашуршал смятой конфетной обёрткой в придорожной канаве. Конфетная обёртка перевернулась несколько раз. Из неё выбралась девочка и стала отряхивать платье. Потом девочка оглянулась и позвала:

— Шоколадка! Шоколадка, иди ко мне!

Конфетная обёртка снова зашевелилась, и наружу вылезла коричневая собачонка. Собака подбежала к девочке и завиляла хвостом.

Девочка грустно посмотрела на остатки яркой бумажки и сказала:

— Ну вот, Шоколадка, порвали нашу конфетную обёртку, на которой мы так славно были нарисованы. Теперь нам некуда вернуться и негде жить!

— Гав! — сказала собачонка и ещё веселее завиляла хвостиком.

— Ты умная собака, Шоколадка, но ты ещё не всё научилась понимать, — сказала Девочка с Конфетной Обёртки.

Она села на камень у дороги и стала думать, что же ей делать дальше.

У неё теперь не было дома, и некуда было спешить.

В это время по Большой дороге шёл человек в зелёной шляпе.

— Что же делает одна в лесу такая маленькая девочка? — спросил человек.

— Ничего, — ответила Девочка с Конфетной Обёртки, — я не знаю, что мне делать.

И она рассказала человеку в зелёной шляпе о своём несчастье.

Он внимательно выслушал и сказал:

— У меня, к сожалению, нет конфетной обёртки. Да если бы и была, то на ней наверняка уже кто-то нарисован. Но я тебе постараюсь помочь.

Человек вынул из шляпы большое гусиное перо и на сухом кленовом листочке написал несколько слов.

— А теперь спрячь этот листок получше и отправляйся по дороге туда, откуда иду я. Ты увидишь зелёную поляну с пеньком. На поляне стоит картонный город. Придёшь к Кондитеру. Я думаю, что для Девочки с Конфетной Обёртки у него найдётся работа.

— И кленовый листок отдать ему? — спросила Девочка.

— Нет, этот листок побереги. Когда я тебе понадоблюсь, отправляйся в Большой город на ярмарку и покажи его любому человеку. Меня зовут мастер Тулья.

Так сказал мастер Тулья и зашагал дальше.

Видео:Новодворская о будущем Донбасса в 2014 годуСкачать

Еще немного про Крагу

Лесной разбойник Крага доел сыр, собрал крошки с бороды и зевнул. Вся злость его прошла вместе с голодом. — Эх, посплю-ка я, пожалуй, — сказал он и улёгся на мягкий мох в стороне от дороги.

Раздался жуткий храп, потом свист, и всё стихло. Страшный разбойник крепко спал и во сне видел своего дедушку — знаменитого разбойника Бота-Форта.

Видео:А. П. Чехов. Рассказ "В Москве на Трубной площади"Скачать

Город, в котором все двери закрыты

Крепко спал разбойник Крага. И не увидел он, как прошла мимо него по дороге девочка с маленькой коричневой собачонкой.

Собачонка забежала вперёд, юркнула в кусты и радостно залаяла.

— Шоколадка! — крикнула Девочка. — Где ты?

— Гав-ав, ау-у! — ответила собачонка.

Крепко спал разбойник Крага. И ничего он не услышал.

А девочка вслед за собачкой подошла к кустам, пошелестела ветками и очутилась на полянке.

Она увидела город. Полянка была небольшая, поэтому дома стояли тесно, один к другому.

Казалось, что улица сделана из узеньких разноцветных ломтиков с крошечными окошками и остроконечными красными крышами. Над высокими крылечками торчали треугольные фонари.

Солнце ещё не успело спрятаться за деревья, и солнечные зайчики перескакивали с крыши на крышу.

Шоколадка с лаем стала гоняться за воробьями, а девочка подошла к самому первому дому и постучала в дверь.

— Дум-дум! — откликнулась дверь и замолчала. Никто не вышел открыть.

Девочка с Конфетной Обёртки подошла к другому домику и постучала.

— Тум-тум! — отозвалась дверь.

Но и на этот раз никто не открыл.

Тогда Девочка с Конфетной Обёртки перешла на другую сторону улицы, подошла к дому с вывеской «Башмачник» и постучала.

— Динь-день-н-нь! — ответило окошко. Но ступеньки в доме не заскрипели.

— Странно, — сказала Девочка с Конфетной Обёртки, — неужели в этом городе люди так рано ложатся спать? Тогда придётся подождать, пока они проснутся. Пойдём, Шоколадка, погуляем немного по лесу.

Видео:Час юмористического рассказа: "Дачный отдых", "Дачные правила" и др. дачные рассказы (1982)Скачать

Разбойник Крага узнает о картонном городе

Если бы муравей не заполз в нос разбойнику Краге, то, вероятно, Крага проспал бы три дня. Но муравей всё-таки забрался в левую ноздрю спящему Краге и укусил его.

Крага задвигал носом и проснулся. Он хотел опять заснуть, но вдруг ему показалось, что в лесу пахнет шоколадом.

«Я бы с удовольствием съел ящик шоколада, — подумал разбойник Крага, — что поделаешь, я люблю шоколад, хотя мой дедушка — знаменитый разбойник Бот-Форт говорил: «Где шоколад — там дети, а дети — самое страшное для разбойника: они его могут разжалобить».

Крага зажмурился и потянул носом воздух — шоколадом пахло возле его левой ноги. Тогда он снова открыл глаза и осторожно посмотрел на кончик левого сапога.

На деревянном каблуке сидела девочка. Она так задумалась, что ничего не видела и ничего не слышала.

Крага пошевелил ногой и сказал:

— Кто тебе позволил сесть на мой каблук?

Девочка вздрогнула, вскочила и увидела лохматую рыжую бороду, похожую на колючий куст.

— Ой, простите, пожалуйста, я думала, что это пенёк!

— Хорошенькая история, мой каблук приняли за пенёк! Скоро меня самого станут путать со старым поваленным деревом, — проворчал Крага. — Кто ты такая? — спросил он своим самым скрипучим голосом.

— Я Девочка с Конфетной Обёртки, а это моя собачка Шоколадка, — ответила девочка и показала на маленькую собачонку.

— Твоя собачка действительно шоколадная? — спросил Крага.

— Я очень люблю шоколад, — сказал Крага, — я, пожалуй, съем твою вкусную собачонку.

— Что вы, разве можно живую собачку съесть? Пожалуйста, не трогайте её. Я вам дам сколько угодно конфет, ведь я Девочка с Конфетной Обёртки, и мои карманы всегда набиты конфетами! — сказала девочка и протянула разбойнику горсть шоколадных конфет в серебряных бумажках.

Крага проглотил их вместе с бумажками и повеселел.

— Что ты тут делаешь, Конфетная Девочка? — спросил он.

— Мне нужно найти Кондитера из Картонного города. Я была в этом городе, стучала во все двери, но никто не открыл мне. Наверное, там все спят. Я посижу здесь немного и снова пойду искать Кондитера.

— Так ты думаешь, что все жители этого города днём спят? — вкрадчиво спросил разбойник Крага.

— Конечно, иначе мне кто-нибудь открыл бы дверь.

— Тем лучше, тем лучше, — пробормотал Крага, а про себя подумал: «Спящего легче ограбить. Так говорил мой дедушка — знаменитый разбойник Бот-Форт, а уж он-то знал, что говорил».

И Крага улыбнулся сладко-сладко и сказал:

— Пойдём вместе, милая девочка, в этот замечательный город, посмотрим на этих замечательных человечков, которые так замечательно крепко спят.

Видео:Ф.Тютчев - Есть в осени первоначальной..(Стих и Я)Скачать

Картонные человечки

Когда маленькая девочка и огромный бородатый разбойник вошли в город, он был всё так же безлюден.

— Цок-цок-цок, — застучали сапоги Краги.

— Кого бы нам сначала ограбить? — тихо сказал разбойник.

— Что вы сказали? — удивилась Девочка с Конфетной Обёртки.

— Я размышляю, в какой бы дом нам войти раньше, милая Конфетная Девочка, — сказал Крага и на цыпочках подошёл к дому Башмачника.

«Хе-хе, — подумал Крага, — мне как раз нужны новые красные сапоги с кисточками».

Он дёрнул дверную ручку. Дверь открылась.

За столом сидел Башмачник с молотком в одной руке и с ботинком в другой.

— Добрый день, — сказала вежливая Девочка с Конфетной Обёртки.

Но Башмачник ничего не ответил.

Разбойник Крага пошарил рукой под столом и вытащил оттуда пару хрустящих сапожек.

Сапожки были такие маленькие, что уместились на ладони.

Это Краге не понравилось.

— Эй, хозяин, где у тебя сапоги большого размера? — грозно спросил Крага.

Но Башмачник опять ничего не ответил.

Тут Крага увидел ниточки, которые тянулись от рук и ног Башмачника.

Разъярённый разбойник дёрнул за ниточки.

Вдруг Башмачник повернул голову, улыбнулся и сказал:

— Здравствуй, девочка, заходи в дом. Я знаю, тебе нужны нарядные туфельки, иначе зачем бы ты пришла к старому Башмачнику.

Башмачник, наверное, не заметил Крагу. Ведь разбойник был намного выше дома, и в окошко видна была только его нога, похожая на ствол старого дерева.

Собачка Шоколадка, про которую все забыли, протиснулась в дверь и — тюп-тюп-тюп — вошла в комнату.

— Шоколадка, Шоколадка! — закричала девочка. — Сейчас же вернись. Тебя никто не приглашал войти!

Но Шоколадка сделала вид, что не услышала, и девочка — тук-тук-тук — взбежала по ступенькам следом за любопытной собачонкой.

Тем временем хитрый разбойник поспешил к другому дому.

Он, не раздумывая, открыл дверь и дёрнул хозяев за ниточки, которые тянулись от их рук и ног.

Хозяева, это оказались Парикмахер Флакон и его жена, тут же сели за стол и принялись есть варёные бобы из круглой миски.

Они так громко стучали ложками, что не услышали, как разбойник Крага рассмеялся:

— Хе-хе-хе, моему дедушке — знаменитому разбойнику Боту-Форту и не снилась такая удача. Ведь если этих людей дёргать за ниточки, то можно заставить их делать всё, что я захочу.

С этими словами разбойник Крага пустился по городу и каждого дёргал за ниточки.

Город наполнился шумом и движением.

Видео:Сказки 1001 ночи АудиокнигаСкачать

Кондитер и его подручный Патока

— Не сердитесь, пожалуйста, на мою собачонку, — сказала Башмачнику Девочка с Конфетной Обёртки, — она умная, но ещё не всё понимает. А я зашла к вам вовсе не за туфельками. Мне очень нужно найти Кондитера. Вы не знаете, где он живёт?

— Как же, как же, мы с ним старинные приятели. Я одинокий человек и люблю проводить вечера в его кондитерской, где так чудесно пахнет корицей. Ты иди прямо по этой кривой улице, дойдёшь до синего домика с тремя окошками, перейдёшь Площадь Картонных Часов и войдёшь в третий дом от Моста. Это и есть Кондитерская,- Передай Кондитеру, что сегодня вечером я не зайду — у меня много работы. До свидания, девочка. — Башмачник взял молоток, сунул в рот деревянные гвоздики и принялся за работу.

— Спасибо, — сказала Девочка с Конфетной Обёртки и пошла к дому Кондитера.

Скоро она увидела вывеску, на которой большими буквами было написано:

а буковками помельче:

«Торты и пирожные всевозможные».

Дверь открыл маленький старичок. На самый кончик его круглого носа съехали очки. С бороды сосульками свисал жёлтый крем.

— Здравствуйте, — сказала Девочка с Конфетной Обёртки. Старичок поправил очки и подвигал седыми бровями.

— Вы ведь Кондитер? — спросила девочка погромче. Старичок снял с бороды кремовую сосульку, задумчиво полизал её и сказал:

— Никак не могу вспомнить, зачем я пошёл к дверям?

— Вы, наверное, пошли мне открыть, — сказала Девочка с Конфетной Обёртки.

— Ты думаешь? Очень может быть! Тогда заходи скорее в дом и скажи мне, что ты хочешь.

И Кондитер повёл девочку по узенькому коридорчику. Они вошли в комнату. Посредине комнаты стоял стол.

На нём, словно разноцветный коврик, лежал огромный ломоть мармелада.

Вокруг стола бегал толстый мальчишка и резал мармелад на маленькие звёздочки. Одну мармеладную звёздочку он клал себе в рот, а другую в коробку.

— Послушай, Патока, — обратился Кондитер к толстому мальчишке, — ты не знаешь, зачем я пришёл сюда? Я никак не могу вспомнить.

Мальчишка протолкнул за щёку мармеладку и сердито сказал:

— Вы привели какую-то девчонку.

— Да-да, ты прав. Я совсем забыл, — обрадовался Кондитер. — Девочка, скажи мне, кто ты и зачем пришла?

— Я Девочка с Конфетной Обёртки. А зовут меня Вафелька. Моя Конфетная Обёртка порвалась, и нам с собачкой Шоколадкой негде жить. Я хочу помогать вам делать торты и конфеты с начинкой.

— Ну что же, хорошие помощники нужны в любом деле, — сказал Кондитер, поднял брови и посмотрел на девочку поверх очков.

Но толстый мальчишка Патока совсем не хотел, чтобы в этом сладком доме жил ещё кто-то.

— Нам не нужны помощники. У нас уже есть помощники. Я у нас помощник, — сказал он и сердито засопел.

Видео:Фридрих Незнанский. Эдуард Тополь. Красная площадь 1Скачать

Парикмахер Флакон

Парикмахер Флакон вылавливал ложкой последний коричневый боб из круглой миски. И только он поймал скользкий боб и сунул его в рот, как с улицы раздался чей-то громкий голос:

— Иду! — хотел крикнуть Парикмахер Флакон, но рот у него был набит едой и получилось:

В окно просунулась голова разбойника Краги.

— Ты что меня передразниваешь? — сказал он. — Я этого не люблю. Я и рассердиться могу.

Парикмахер оглянулся и увидел рыжую бороду Краги и чёрную повязку на правом глазу.

— Я не передразниваю, — хотел сказать Парикмахер Флакон, но круглый боб попал под язык и снова получилось:

— Бя-би, бя-би, бя-би, бу-бу.

— Ты немой? — удивился Крага.

Парикмахер Флакон, наконец, проглотил боб.

— Нет, я мой, то есть я не мой, а не немой, — Флакон совершенно запутался и, забыв, что он без шляпы, сдёрнул с головы парик.

— Хе-хе, — рассмеялся Крага, — тогда бери расчёску и подстриги мою бороду. Только осторожно!

Парикмахер вынес из дому пупырчатые зубастые ножницы, похожие на маленького крокодила, и стал подстригать лохматую рыжую бороду.

Только это было не так-то просто, потому что волосы росли на лице Краги совершенно беспорядочно — они лезли даже из носа и из ушей.

— Чик-чак, чик-чак! — стучали ножницы.

— Эй, парикмахер! Ты не отстриг мне ухо? — спросил Крага.

— А я его не заметил. По-моему, у вас с этой стороны просто не было уха.

— Как так не было! Да ты знаешь, кто я?! — закричал разбойник Крага своим самым грозным голосом.

— Ах, вот оно, нашёл! А кто же вы?

— Кто я? — переспросил Крага. — Мой дедушка Бот-Форт говорил: «Чем меньше о тебе знают, тем лучше. А мой дедушка был знаменитым раз…»

Крага хотел сказать «разбойником», но спохватился и прикрыл рот ладонью.

— Кем был ваш дедушка? — переспросил Парикмахер Флакон.

— Знаменитым, — проворчал Крага, — просто знаменитым дедушкой. Тебе разве этого мало? И вообще мне надоели твои вопросы.

«Ого, — подумал Парикмахер Флакон, — если дедушка его был знаменитый, то сам он, наверное, уж такой знаменитый-презнаменитый. Надо будет из его бороды париков понаделать и продать их подороже! Отстригу побольше».

«Не люблю парикмахеров, — подумал разбойник Крага, — растишь, растишь бороду, а они раз-два и отстригли». — И Крага покосился на свою любимую бороду.

— Что это борода у меня стала слишком короткой, — сказал он своим самым недовольным голосом.

— Наоборот, даже длиннее стала, — испугался Флакон. — Вот и готово.

«Нет, не люблю я парикмахеров, — думал разбойник Крага, уходя, — и грабить-то у них нечего».

«Сто париков сделаю», — думал Парикмахер Флакон, собирая куски бороды в глубокий мешок.

Видео:Шахтёр жил 17 лет под землёй и вот что с ним стало😨 #историяСкачать

Патока и Вафелька

— Ты зачем сюда пришла? — спросил Патока у Вафельки, когда Кондитер вышел из комнаты.

— Я ведь уже говорила.

— Знаю, знаю, ты будешь подсматривать за мной и поедать обрезки тортов, — сказал Патока и засунул за обе щёки две цукатные палочки. Потом он подумал и сказал:

— Ну ладно. Мы, пожалуй, примем тебя младшим помощником старшего помощника. Старший помощник — это я. Ты должна меня слушаться. Бери нож и разрезай мармелад. А я присяду отдохнуть.

Так он и сделал — забрался с ногами на диван и зевнул.

— Только запомни: работай помедленнее. Если ты очень быстро будешь работать, мы тебя выгоним, — сказал он.

— Почему? — удивилась Вафелька.

— А я не успею отдохнуть.

— Но ты же помощник в РАБОТЕ!

— Правильно, — сказал Патока, — но где работают, там и отдыхают. А Кондитеру некогда отдыхать. Приходится мне за него и спать, и лежать, и по улицам гулять.

Видео:Сочинский СталинСкачать

Король картонного города

Крага был очень доволен. Он шёл и разговаривал сам с собой.

— Теперь у меня всё будет: и еда, и сапоги, и дом. Весь город заставлю строить мне дом. Три ступеньки и дверь. А в доме полка для пистолета, ящик для ножа разбойничьего и мягкая кровать для меня. Ещё надо вышку выше пожарной. Залезу я на неё и буду смотреть, кто по Большой дороге едет, кого ограбить.

А к дому ниточки от всех человечков картонных. Дёрг-дёрг за ниточку — и повар тут как тут.

«А ну-ка, — скажу я ему, — повар-дурак, белый колпак, обед мне подавай, да побыстрей». И спать буду спокойно: стражу у ворот поставлю. Будут стражники меня охранять и песенку распевать:

Каждый стражник страшненький —

У любого стражники

Вот как будет хорошо, хе-хе-хе. Моему дедушке — знаменитому разбойнику Боту-Форту и то так хорошо не было. А не стать ли мне королём Картонного Города? Король! Это не хуже, чем разбойник. Только уважения побольше. Попробуй меня не любить, не уважать — ниточки-то в моих руках. Быстро одёрну, если что не так. И Крага запел:

Я король! Я король!

Выше нету звания.

Выполнять ты изволь

Все мои желания.

Я король! Я король!

Я люблю хлеб с икрой,

Пойду к Кондитеру за шоколадом. Я шоколад люблю даже больше, чем хлеб с икрой.

И Крага отправился разыскивать домик Кондитера.

Видео:Час юмористического рассказа: "Лукоморье", "Генеральная репетиция", "Такая игра" и другое (1976)Скачать

Шоколадка в беде

Крага подошёл к дому Кондитера и заглянул в окно. — Наконец-то я съем ящик шоколада, клянусь моим дедушкой, знаменитым разбойником Ботом-Фортом, — сказал Крага своим самым приятным голосом.

Патока попытался спрятаться за диванную подушку, но не смог — по обе стороны широкой подушки торчали его пухлые гладкие щёки.

Крага увидел его и сказал:

— Эй, Толстые Щёки, вылезай. Ты и есть Кондитер?

— Н-нет, я его сейчас позову, — сказал Патока и мигом выкатился за дверь.

Кондитер вошёл в комнату и задумался. Из-за его спины выглядывал испуганный Патока.

— Зачем же я сюда зашёл? — сказал Кондитер. — Когда меня отрывают от работы, я становлюсь таким рассеянным.

«Хе-хе, — подумал Крага,— я тебе сейчас напомню».

— Здравствуй, Кондитер! — сказал он своим самым громким голосом.

Кондитер вздрогнул, поднял брови и посмотрел на Крагу поверх очков.

А Крага продолжал:

— Неси мне, Кондитер, все запасы шоколада. Я, пожалуй, попробую твой шоколад. Только побыстрее — мне некогда.

— Но у меня только детский шоколад.

— Чудесно! Детский, значит, самый лучший. Неси детского, да побольше, — сказал Крага и зажмурился в предвкушении удовольствия.

— Как вы не понимаете: детский — это значит для детей,— сказал Кондитер.

В этот момент в комнату вошла Вафелька. За ней бежала, виляя хвостиком, Шоколадка.

— Здравствуйте,—сказала Вафелька, — я так и не успела спросить, как вас зовут.

— Я — разб…, то есть я хотел сказать раз… раз… разве ты не знаешь, что меня зовут Крага.

Пока Вафелька здоровалась с Крагой, Кондитер отошёл от окна и стал размахивать руками. Он придумывал розовую начинку для шоколадной трубочки.

— Послушай, Старая Коврижка! — крикнул Крага Кондитеру. — Долго я буду ждать?

Кондитер удивлённо поднял брови и посмотрел на Крагу поверх очков, будто видел его впервые. А Вафелька рассердилась.

— Как вы смеете ругаться? — сказала она и топнула ногой. Маленькая лохматая Шоколадка решила, что ей тоже пора вмешаться.

Она сердито залаяла и бросилась на Крагу.

Но Крага схватил Шоколадку за уши и сунул в свой глубокий карман.

— Хе-хе-хе, — засмеялся он, — я съем эту шоколадную собачонку. На сегодня мне хватит, а завтра вы непременно приготовьте ящик шоколаду.

Крага повернулся и пошёл прочь от домика Кондитера. Уже издали послышался жалобный лай Шоколадки:

Видео:Час юмористического рассказа: "Позавидовал", "Идеальный муж", "Ну и что?" и др. (1976)Скачать

Скоморох Дудка в картонном городе

По Большой дороге через лес торопились на ярмарку разные люди.

Широкоплечие серьёзные крестьяне везли в телегах тыквы, молочницы несли в звонких серебряных бидонах молоко, лудильщики шли с паяльниками, продавцы сладостей — с пучками разноцветных леденцов, а родители — с детьми на плечах.

В этой шумной толпе шагал бродячий артист с ширмой под мышкой и с коробкой тряпичных игрушек за спиной. Из коробки торчал колпак Скомороха Дудки. Скоморох Дудка тихонько напевал:

Я вам киваю головой,

На мне колпак атласный,

Тут он увидел куст бузины.

— Неплохая дудочка получится, — сказал он сам себе и ухватился за ветку бузины.

Но в этот же миг коробка на спине бродячего артиста уехала из-под его ног, ветка выпрямилась и Скоморох Дудка пулей перелетел через куст бузины.

Он пролетел между веток старого дуба, с которого дождём посыпались тяжёлые жёлуди, и упал прямо на улицу Картонного Города.

Видео:Мульти-Россия - РоссияСкачать

Шоколадка спасена

Вафелька выскочила на крыльцо. — Стойте! — крикнула она. — Сейчас же отпустите Шоколадку!

Но Крага свернул в переулок. Его голова возвышалась над крышами домов, и Вафелька отлично его видела.

— Стойте! — ещё раз крикнула она и бросилась вдогонку. Разбойник Крага даже не обернулся. Он подметал бородой крыши домов, как веником. Пыль поднималась облаком.

— Апчхи! — услышала Вафелька далеко впереди. Она остановилась и заплакала.

— Мне никогда его не догнать, — сказала она. Тут она услышала чей-то голос:

— Ох-ох-ох, полёт был неплох, да после такого полёта что-то вставать неохота.

Вафелька обернулась. На земле сидел тряпичный человечек в колпаке с бубенчиками и потирал ушибленный бок.

— Девочка, — сказал он, — ты не поёшь и не скачешь! О чём же ты плачешь? Я Скоморох Дудка. Расскажи своё горе. Ну-т-ка!

— Он унёс мою Шоколадку в кармане. Он хочет её съесть, но ведь она живая.

— Погоди, погоди, не тарахти. Какой шоколад? Не пойму. Придётся пойти поглядеть самому, — сказал Скоморох Дудка и вскочил на ноги.

В это время голова Краги снова промелькнула над черепичными крышами.

— Вон он! — крикнула Вафелька. — Это он схватил мою собачку Шоколадку!

Скоморох Дудка посмотрел в ту сторону, куда ему показывала девочка, и тоже увидел Крагу.

— Ладно, девочка, не плачь-ка. Возвратится к тебе собачка. Никуда он от нас не уйдёт — побежим поскорее в обход!

Они побежали узенькими переулочками наперерез Краге. И когда Крага, спокойно посвистывая, завернул за угол, он увидел перед собой Вафельку и Скомороха Дудку.

— Эй! Злодей! Отдавай собаку, а иначе затею драку. Не смотри, что я ростом мал. Я ещё не таких побивал. Вырву бороду по волоску, а тебя к муравьям сволоку! — закричал Скоморох Дудка.

— Хе-хе-хе, — сказал Крага, — какая-то заплатка в колпаке мне угрожать вздумала. Да я тебя.

И Крага хотел схватить Скомороха Дудку, но тут собачка Шоколадка укусила его сквозь карман в ногу.

Крага дёрнул ногой, споткнулся и упал. Шоколадка выскочила из кармана и с радостным лаем кинулась к Вафельке.

— Бежим! — крикнул Скоморох Дудка.

И они все трое — Вафелька, Шоколадка и Дудка — скрылись в переулке.

— Держи их! Держи-и! — кричал Крага.

Видео:Если бы сказку «Морозко» снимали в наши дниСкачать

Площадь Картонных Часов

Вечер наступил незаметно. Площадь Картонных Часов постепенно наполнялась людьми.

Так уж повелось в городе, что по вечерам все, кто не был занят срочной работой, собирались на любимой городской площади.

Вот портной с чёрной атласной подушечкой у пояса, утыканной иголками. Он стоит на самой середине площади и читает большую хрустящую газету. Он глуховат и поэтому ни с кем не разговаривает.

Рядом толпятся кузнецы. Их четверо. Все они работают в одной кузнице, но живут в разных концах города. Им очень приятно вечер провести вместе.

А там громко спорят и размахивают руками маляры и расклейщики афиш.

Над площадью неумолкающий гул. Целый водопад голосов.

Сегодня здесь особенно шумно.

— Он пришёл ко мне, и я не заметил, как отдал ему самый лучший кусок холста! — кричал Ткач.

— А у меня он взял весь запас медных гвоздиков, — возмущался Башмачник.

— Кто этот человек? — спрашивали люди друг друга.

— Это разбойник! — кричали одни.

— Ну что вы! Так сразу и разбойник, просто он слишком большого роста, — отвечали другие.

— У него борода, — сказал Парикмахер Флакон.

— У него вместо глаза чёрная повязка, — важно сообщил Патока.

— У него знаменитый дедушка, — сказал Парикмахер Флакон.

— Его зовут Крага, — сказал Патока.

И все посмотрели в их сторону, и каждый подумал:

«Это, наверное, их большой друг, если они знают о нём так много».

А Патока и Парикмахер Флакон с гордостью поглядывали на всех.

Тут на площадь выскочил Скоморох Дудка. Вафельки и Шоколадки с ним не было: они побежали по другой улице.

Скоморох Дудка стал проталкиваться на середину площади.

И хотя здесь было шумно и тесно, все повернули головы в его сторону — так громко звенели бубенчики на его колпаке.

— Ну ты, не толкайся, — грубо сказал Патока, недовольный тем, что кто-то отвлёк от него внимание.

— Действительно, — поддержал Патоку Парикмахер Флакон, — люди разговаривают, а он шумит, будто самый главный.

Флакону тоже не удалось по-настоящему насладиться своим торжеством.

Скоморох Дудка повернулся к Патоке и громко сказал:

— Ах, дорогой Толстячок, простите меня за толчок. Но вы ведь такой толстяк, для вас мой толчок пустяк!

— А он забавный, — сказали одни.

— Это ещё ничего не значит, — сказали другие.

— Кто ты такой? — спросили остальные.

— Кто я? Дудка, скоморох. Сыплю шутки, как горох. Но сейчас мне шутить неохота, потому что идёт охота.

— Какая охота? — спросил Башмачник.

— За мной бородач гоняется, хочет поймать, как зайца.

— Ничего не понимаю, — сказал Башмачник. — Уж не тот ли это, который появился в нашем городе и никому не даёт покоя? Вот что, пойдём ко мне. Мой дом совсем недалеко. Там и объяснишь мне, что случилось.

Он взял Скомороха Дудку за руку и повёл за собой.

— Трень! — звякнул бубенчик на колпаке Скомороха Дудки, и они с Башмачником скрылись за углом.

Видео:УРОНИЛИ? ГРОБ! - главная легенда брежневских похоронСкачать

Где он?

Когда появился Крага, на Площади Картонных Часов стоял невообразимый шум.

Крага оглядел площадь и сказал своим самым громким голосом:

— Где здесь мальчишка в колпаке с бубенчиками? Подавайте его сюда.

Стало тихо-тихо. Только портной шелестел газетой. Он был глуховат и ничего не услышал.

Тут Крага заметил рядом с собой Кондитера.

— А-а, старый знакомый! Уж ты-то мне скажешь, куда подевался этот негодный мальчишка с Конфетной Девчонкой?

Кондитер поправил очки, приподнял брови и сказал:

— Вы спрашиваете о весёлом мальчонке в красном колпачке? Если он действительно негодный мальчишка, то я его просто не заметил.

Кондитер снова опустил брови и что-то забормотал. Он придумывал крем из лепестков весенних фиалок. На площади началось движение. Каждый старался отойти подальше от Краги.

Одни его боялись.

Другие на всякий случай.

А остальные — чтобы получше рассмотреть его с ног до головы.

Только Парикмахер Флакон продолжал стоять на месте. Как же он мог прятаться от Краги, если считался его другом.

Из-за спины Флакона выглядывал Патока.

— Кажется, придётся разговаривать с вами по-другому, — сказал Крага, — клянусь моим дедушкой…

Крага не успел закончить, потому что Парикмахер Флакон снял шляпу и спросил:

— А как поживает ваш знаменитый дедушка? Крага рассердился:

— Не трогай моего дедушку Бота-Форта. Он был достаточно знаменит и без твоих вопросов.

Парикмахер Флакон от испуга забыл, что он уже снял шляпу, и сдёрнул с головы парик.

Розовое облачко пудры с парика остановилось у носа Патоки. Патока вдохнул его, но вместо того, чтобы чихнуть, сказал:

— А… А… А… я знаю, где он! Он у Башмачника.

Скорей к Башмачнику!

Вафелька со своей собачкой Шоколадкой прибежала к дому Кондитера. Только теперь она оглянулась.

— Шоколадка, а где Скоморох Дудка? Неужели он попал в руки к злодею Краге?

Шоколадка бросилась к Вафельке и стала лизать её руки.

— Ах, Шоколадка, Шоколадка, — вздохнула Вафелька, — ты умная собачка, но ещё не всё понимаешься надеюсь, что ему всё-таки удалось спастись.

Вафелька вошла в дом. Зажгла свечку. Большие серые тени побежали по стенам подальше от огоньков—завитушек и выпрыгнули в окно.

Когда Кондитер пришёл домой, Вафелька всё ему рассказала: и про Скомороха Дудку, и про погоню.

— Так-так. Этот мальчонка в красном колпачке спас твою Шоколадку. Ай-ай-ай, как жалко!

— Почему жалко? Ведь он же её спас!

— Я сразу побежал к Башмачнику, чтобы предупредить его.

Но разве я могу перегнать Крагу. Он перешагивает через ограды и даже через афишные тумбы.

— Я ничего, ну ничегошеньки не понимаю, — сказала Вафелька и всхлипнула.

— Да, да. Я очень волнуюсь. Я совсем забыл, что тебя не было на Площади Картонных Часов. Твой друг Скоморох Дудка сейчас у Башмачника, а Крага пошёл туда и обязательно схватит его. Ай-ай-ай, как жалко! — качал головой Кондитер.

Он так расстроился, что забыл записать в Большую Кондитерскую Книгу состав нового крема из лепестков весенних фиалок.

— А где Патока? — спросила Вафелька.

— Пожалуйста, не напоминай мне про Патоку, — сказал Кондитер. — Я забыл о нём.

Иногда стоит задуматься

Стемнело. По крышам побежали голубые лунные зайчики. Круглый фонарик над входом в дом Башмачника был разбит.

Под ногой Вафельки звякнул осколок стекла. Она подняла его и положила в карман.

Башмачник сидел на ступеньке.

— Добрый вечер, — сказала Вафелька. Башмачник покачал головой.

— Нет, нет, — сказал он, — сегодня я не подбиваю каблучков и не пришиваю бантиков на туфельки. Руки меня не послушаются, сколько бы я на них не сердился.

— Вы меня не узнали. Я Девочка с Конфетной Обёртки. Скажите мне, где Скоморох Дудка? Почему разбит ваш фонарик? Ах, я чувствую — случилось что-то очень плохое!

— Я сразу понял, что этот бородатый Крага — недобрый человек, — сказал Башмачник, — он схватил бедного мальчика, посадил его в карман и пристегнул большой английской булавкой. Я хотел заступиться, но руки меня не послушались. Первый раз в жизни. Мне даже показалось, что их кто-то крепко держит у меня за спиной.

Башмачник тяжело вздохнул.

— Ой, что же делать? — сказала Вафелька.

— Я побежал следом и видел, как он запер мальчика в Мыльный Подвал, — сказал Башмачник, — больше я ничего не мог сделать.

И он опять тяжело вздохнул.

— Какой подвал? — спросила Вафелька.

— В Мыльном Подвале хранятся мыльные пузыри. Летом их надувают тёплым воздухом, а зимой мы топим этими мыльными пузырями. Возьмёшь его, проколешь иголкой, и по комнате разливается тёплый воздух. Подвал этот — на самой окраине города. На улице Звонких Колокольчиков.

— Надо бежать туда и спасти Скомороха Дудку. У меня есть осколочек стекла. Этим стёклышком Скоморох Дудка выроет подземный ход из подвала и убежит.

Вафелька вынула гранёный осколок. И тут из кармана выпал свёрнутый в трубку кленовый листок.

Башмачник подобрал листочек и стал задумчиво разглаживать его на ладони. Фонарь у соседнего дома качнулся от ветра, и жёлтый лучик скользнул по листку.

— Что это? — сказал Башмачник и приблизил листочек к глазам. — Здесь написаны какие-то слова. Надо сходить за очками.

— Не надо за очками, — сказала Вафелька, — этот листочек мне дал человек в зелёной шляпе по имени мастер Тулья. А ещё он сказал: «Если тебе понадобится моя помощь, ищи меня в Большом Городе».

— Подожди, подожди, — сказал Башмачник, — ты говоришь, в Большом Городе?

— Да, на ярмарке. Только до Большого Города далеко, а Скомороху Дудке надо помочь скорее.

— Не надо спешить, Девочка, — сказал Башмачник, — иногда полезно сесть и крепко задуматься. Это помогает даже в беде.

Башмачник закрыл уши ладонями, нахмурился и замолчал. И молчал долго.

Вдруг он улыбнулся, поднял вверх указательный палец и торжественно сказал:

— Я, кажется, придумал!

Мыльный подвал

Патока выглянул из-за угла дома. Он видел, что Крага запер Скомороха Дудку в Мыльном Подвале.

— Так ему и надо, этому Скомороху Дудке. Пускай не задаётся, — обрадовался Патока.

А Крага стоял возле запертой двери подвала и размышлял:

— Завтра я распорю тряпичного мальчишку на лоскутки и залатаю себе карман. Теперь в моей власти целый город. У меня будет много денег. А для денег нужен большой карман без прорех. Хе-хе-хе, такого бы не придумал даже мой дедушка, хоть он и был знаменитым разбойником.

Крага подошёл к маленькому окошку подвала и заглянул внутрь одним глазом. В подвале было темно и тихо.

— Эй, Цветной Колпачок! — крикнул Крага. — Не скучай без меня. Я завтра утром вернусь. Хе-хе-хе.

Скоморох Дудка ничего не ответил.

«Ещё убежит, — подумал Крага, — надо бы посторожить. Только темно на улице. Страшно».

Крага осторожно огляделся по сторонам.

— А вдруг нападёт кто-нибудь? Я с городскими разбойниками совсем незнаком. Мой дедушка, знаменитый разбойник Бот-Форт, говорил: «Лучше никого не встретить, чем встретить незнакомого разбойника».

Крага снова огляделся по сторонам.

И тут из-за угла дома высунулась голова Патоки.

— Ой-ой, кто это? — сказал Крага своим самым громким шёпотом, — не пугай меня. А то я знаешь какой сердитый, когда меня пугают!

— Я не пугаю, — сказал Патока, — я пугаюсь.

Крага узнал Патоку и успокоился.

— Не бойся меня, Толстые Щёки, — сказал он своим самым добрым голосом.

— А я не боюсь, я только чуть-чуть побаиваюсь, — сказал Патока и подошёл поближе.

Крага похлопал его по плечу и сказал:

— Ты посиди у двери и смотри, чтобы никто отсюда не выходил. А я пойду за… за чем же я пойду? Ах, да, за грибами. Вот. Я очень люблю собирать грибы ночью. И не вздумай надо мной смеяться.

И Крага ушёл, напевая свою любимую песенку:

Пригласил на ужин.

Что придумал старый Башмачник

— Вот и улица Звонких Колокольчиков, — сказал Башмачник, — а там, под фиолетовым фонарём, Мыльный Подвал.

— Стойте, — прошептала Вафелька, — около подвала кто-то ходит.

Башмачник остановился. Шоколадка тихонько зарычала.

— Это не Крага, — сказал Башмачник, — для Краги он слишком мал ростом.

— Кажется, это Патока, — сказала Вафелька.

— Гм, — сказал Башмачник, — что он тут делает? Они подошли к Патоке.

Шоколадка снова заворчала.

— Ты зачем сюда пришёл? — спросил Башмачник. Патока важно прошёлся перед запертой дверью подвала.

— Я сторожу! — сказал он.— Мой друг Крага решил проучить этого грубияна, Скомороха Дудку, за то, что он меня толкнул на площади.

Патока надул щёки, и от этого его лицо сделалось совсем важным и совсем глупым.

В это время Вафелька подошла к окошку.

— Скоморох Дудка, ты здесь? — спросила она шёпотом.

Из глубины тёмного подвала послышался голос Скомороха Дудки:

— Здесь я, здесь. В плесени весь. Донимают комары, мыши лезут из норы. А вокруг меня шары. Скользкие и пыльные, да к тому же мыльные.

— Не унывай, Скоморох Дудка, — сказала Вафелька, — мыльные пузыри спасут тебя. Выбери один побольше и покрепче. Подкати его к двери. И как только Крага откроет подвал, ухватись за мыльный пузырь. Он вылетит из подвала, а ты вместе с ним.

— Вот это идея! Вот это затея! От этой затеи и мне веселее, — обрадовался Скоморох Дудка.

Вафелька вынула из кармана кленовый листок и просунула его в окошко.

— Этот листок передашь мастеру Тулье в Большом Городе на ярмарке. Он обязательно нам поможет, — прошептала она.

А Патока ничего не видел и не слышал. Он рассказывал Башмачнику о своём смелом и умном друге по имени Крага.

Он еще вернется!

— Смотрите! Смотрите! — кричал какой-то мальчишка. Он залез на фонарный столб и махал руками. Захлопали решётчатые ставни. Из окон высовывались головы в ночных колпаках.

Все смотрели вверх, щурясь от утреннего солнца.

Над крышами домов, над самыми высокими флюгерами летел большой мыльный пузырь. Он был голубой — цвета неба, оранжевый — цвета солнца и зелёный — цвета травы.

Мыльный пузырь поднимался всё выше и выше, а вместе с ним и Скоморох Дудка, который крепко обхватил его руками.

Все в городе уже давно знали, что Скоморох Дудка попал в руки злодея Краги. И не удивительно. Ведь новости разлетаются так быстро, что иногда обгоняют сами себя.

— Он спасся, — говорили одни.

— Посмотрим, посмотрим. На мыльный пузырь никогда нельзя надеяться, — говорили другие.

— Зачем он это сделал? — удивлялись остальные.

Крага сначала побежал за улетающим мыльным пузырём.

потом стал подпрыгивать, чтобы схватить его. Но всё было напрасно.

Тогда он остановился и высоко задрал голову. Так, что борода оказалась выше носа.

— Сейчас, сейчас он на флюгер налетит,—сказал Крага. Но Скоморох Дудка летел уже выше всех флюгеров.

— Ну, тогда за веточку зацепится, — сказал Крага.

Но вот и самые высокие деревья не смогли бы достать его.

— Ну, тогда птица крылом заденет, и лопнет мыльный пузырь. Хе-хе-хе,— сказал Крага своим самым уверенным голосом.

Но мыльный пузырь продолжал лететь, поблёскивая на солнце.

— Я скоро верну-у-усь! — послышался голос Скомороха Дудки, и он скрылся далеко за верхушками деревьев.

— Вы слышали? Он ещё вернётся! — обрадовались одни.

— Он ещё вернётся? — удивились другие.

— Он ещё вернётся, — недоверчиво говорили остальные.

Карусель

— Проснулись птицы на заре. Не спят леса, поля. Лечу на мыльном пузыре Тра-ля, ля-ля, ля-ля! — пел Скоморох Дудка.

Дул тёплый ветерок. Он то поднимал мыльный пузырь высоко-высоко, то опускал его почти до самой земли.

Скоморох Дудка уже видел впереди каменные стены Большого Города, розоватые от солнечных лучей.

Но тут мыльный пузырь сморщился и стал медленно опускаться.

Скоморох Дудка покрепче ухватился за него и закричал: — Эй, мыльный пузырь, раздавайся вширь, раздувайся вбок! Дуй, дуй, ветерок!

И ветер, словно услышал его. Мыльный пузырь взмыл в высоту и перелетел через городскую стену.

Внизу Скоморох Дудка увидел шумную и яркую толпу людей. До него долетали весёлые выкрики и обрывки песен. На домах трепетали от ветра разноцветные флаги.

ЯРМАРКА! ЯРМАРКА! ЯРМАРКА!

Это слово было написано всюду: на домах, на флагах, на оградах.

Вот уже Скоморох Дудка летит над площадью, над каруселью, похожей на трёхцветный зонтик.

— Дзинь! — со стеклянным звоном лопнул мыльный пузырь.

Скоморох Дудка зажмурился.

Сейчас он шлёпнется на каменную мостовую. Он падает и падает… Ему даже показалось, что он уже стукнулся, но совсем не больно.

Скоморох Дудка хотел открыть глаза, но почувствовал, что продолжает падать. Только не вниз, а вперёд.

«Неужели ветер несёт меня без мыльного пузыря?» — подумал Скоморох Дудка и открыл глаза.

Но что это? Оказывается, он упал прямо на карусель. На спину маленькому деревянному оленю.

Так вот почему он сначала падал вниз, а потом вперёд — карусель кружилась!

Толстый Карусельщик не заметил, откуда появился Скоморох Дудка. Зато он сразу заметил, что на оленя забрался бесплатный пассажир. И он сердито закричал:

— Деньги! Деньги плати!

Но Скоморох Дудка уже проехал мимо. До Карусельщика донеслись слова:

— Какая утка! — не понял Карусельщик.

Он стоял на месте, а Скоморох Дудка проносился мимо верхом на олене и выкрикивал каждый раз по слову.

Он кричал, а Карусельщик ничего не мог расслышать.

— Кто надел очки? Какие очки! Я и без очков вижу, что ты не платил денег! — закричал Карусельщик и остановил карусель.

— С Конфетной Обёртки, — закончил Скоморох Дудка, спрыгивая с деревянного оленя.

— Конфетные обёртки не принимаю. Плати одну серебряную монету, — разозлился Карусельщик и крепко схватил Скомороха Дудку за рукав.

— Вы всё перепутали, — сказал Скоморох Дудка. Он вынул из кармана кленовый листок.

— Вот, — сказал он, — прочтите.

Карусельщик взял в руки листок. На нём было написано только два слова: «доброта и мастерство».

Но этого было достаточно. Карусельщик широко улыбнулся и стал совсем добрым.

— Что же ты мне сразу не сказал? Это девиз мастера Тульи. Его знает каждый. Мастер Тулья — самый волшебный мастер на свете: толстяки в его шляпах становятся худыми, низкие — высокими, модницы — красивыми. Над входом в его мастерскую висит ажурная шляпа с серебряным пером. Её нельзя не заметить.

— Спасибо, — сказал Скоморох Дудка, — я побегу поскорей.

— Приходи покататься на карусели! — крикнул ему вдогонку Карусельщик. — Ездить по кругу — самое спокойное занятие на свете. Это очень многим нравится.

Король или разбойник?

Когда Крага понял, что Скомороха Дудку уже не поймать, у него совсем испортилось настроение.

— Я его всё равно найду, клянусь моим дедушкой — знаменитым разбойником Ботом-Фортом, — сказал Крага своим самым испорченным голосом.

И все, конечно, услышали.

Головы в ночных колпаках спрятались. Ставни захлопнулись. А мальчишки на фонарях открыли рты. Сначала стало совсем тихо. Потом все зашептались. Потом громко заговорили.

— Он разбойник, — сказали одни.

— Пожалуй, он разбойник, — согласились другие.

— Он действительно разбойник, — испугались остальные.

— Кто посмел сказать, что я разбойник?! — закричал Крага. — Я КОРОЛЬ КАРТОННОГО ГОРОДА! Запомните это.

— Короли тоже бывают разбойниками, — сказали одни.

— А разбойники иногда становятся королями, — сказали другие.

— И от разбойника, и от короля лучше держаться подальше, — сказали остальные и стали расходиться.

— А-а! Вы хотите разбежаться! — закричал Крага. — Ничего не выйдет. Один улетел на мыльном пузыре, но вы никуда не улетите. Вы все в моих руках!

И Крага стал хватать каждого за ниточки на спине. Он бегал по улицам, просовывал руку в окна, одних стаскивал с балконов, других с чердаков.

Вскоре он появился на Площади Картонных Часов.

Сапоги для Краги

— Непонятно, — сказал мастер Тулья, — на улицах такая тишина, будто весь город спит.

— Может быть, люди куда-то пропали. Может быть, мы не туда попали? — удивился Скоморох Дудка.

Мастер Тулья и Скоморох Дудка шли вдоль пустых улиц Картонного Города. Никто им не попался навстречу. Вдруг мастер Тулья остановился.

— Ты слышишь? — сказал он Скомороху Дудке. Скоморох Дудка зажмурил правый глаз и выставил вперёд левое ухо.

— Тук, тук-тук. Тук, тук-тук, — услышал он.

— Нет, нет,—сказал мастер Тулья, — дятлы всегда что-нибудь ищут, поэтому они стучат: тюк-тюк, там-тут! Тюк-тюк, там-тут!

— Часы всегда очень уверены в себе, поэтому они стучат: так-и-так, только-так! Так-и-так, только-так!

— Ну, тогда молоток!

— Правильно, — сказал мастер Тулья, — кто-то стучит молотком. Сначала примерится: тук? А потом ударит—тук-тук!

— Если Кто-то стучит, значит Кто-то не спит! — обрадовался Скоморох Дудка.

Стук молотка слышался из дома Башмачника. Скоморох Дудка взбежал по ступенькам и открыл дверь.

Башмачник сидел за своим рабочим столом и вбивал деревянные гвоздики в огромную подмётку огромного сапога. Тук? Тук-тук! Тук? Тук-тук!

— Добрый день, — сказал Скоморох Дудка.

— Ой-ой-ой, уже день! — испугался Башмачник. — Мне надо спешить. Я не успею прибить каблуки.

— Вы меня не узнаёте? Я Скоморох Дудка!

— Да-да, я тебя узнал, — сказал Башмачник, — только мне совсем некогда. Я должен кончить сапоги до того, как часы на площади пробьют два раза.

— Для чьей ножищи такие сапожищи? — спросил Скоморох Дудка.

— Не мешай мне. Часы на площади уже пробили один раз. Я должен успеть прибить каблуки. Ведь это сапоги для Краги, — сказал Башмачник и застучал молотком: тук! тук-тук!

—- Нам нужно поспешить на Площадь Картонных Часов, — сказал мастер Тулья, — там что-то происходит.

Чик-бам! Чушь-шь!

На площади Картонных Часов кипела работа. — Чик-чак. Чик-чак, — щёлкал ножницами Парикмахер Флакон. Он стриг бороду Краги.

— Бум-бам! Бам-бум! — стучали кувалдами четыре кузнеца. Они ковали подковки на сапоги Краги.

— Чуш-шь. Чуш-шь, — шипел тяжёлый утюг в руках портного. Он заглаживал заплаты на карманах Краги — квадратную красную, длинную синюю и жёлтую кружочком.

Крага сидел посреди площади на толстой афишной тумбе. Около него валялись два пустых ящика из-под шоколада. Патока распечатывал третий ящик и громко пыхтел.

— Быстрей! Скорей! — кричал Крага и дёргал за ниточки.

— Чик-чак! Чуш-шь! Бум-бам! Чуш-шь!

— Ещё быстрей! Ещё скорей! — покрикивал Крага и снова дёргал за ниточки.

— Чик-бам! Чуш-шь! Чак-бум! Чуш-шь!

— Хе-хе! Ещё быстрей!

Но ещё быстрей было уже невозможно.

Над кувалдами выросли голубые кусты искр. Над утюгом стояло белое облако пара.

В самый разгар работы на Площади Картонных Часов появилась Вафелька.

— Что здесь происходит? — спросила она. Но никто не ответил.

— Остановитесь! — закричала Вафелька.

Крага вздрогнул и от удивления выпустил все ниточки.

— Вам! — стукнули кувалды.

— Чуш-шь! — зашипел утюг.

Все остановились и подняли головы.

— Уф-ф! — сказали одни.

— Ф-фу! — сказали другие.

— Что мы делаем? — удивились остальные.

— Ну зачем ты меня напугала? — сказал Крага своим самым капризным голосом, — у меня теперь руки дрожат. Я никак не могу подхватить ниточки.

— Сами зашивайте свои заплатки, — сказала Вафелька.

— А-а! Вот ты как со мной разговариваешь, — сказал Крага и протянул руку, чтобы схватить Вафельку.

Но собачка Шоколадка сердито зарычала: Р-рр! Крага отдёрнул руку и погрозил Шоколадке пальцем.

— Но-но, — сказал он, — ладно, Конфетная Девочка, если уж эта собачонка так вежливо просит, я прощаю тебя. Не бойся.

— А я не боюсь, — сказала Вафелька, — и никто не боится.

— Конечно, не боимся, — сказали одни.

— Боятся, когда страшно, а когда не страшно, то и бояться нечего, — сказали другие.

— Если уж не бояться, так не бояться, — сказали остальные и зажмурились.

Крага вскочил и затопал на Вафельку ногами.

— Что ты наделала? — закричал он своим самым обиженным голосом, — они меня перестали бояться. — Крага погладил бороду. —Ну ничего, я сейчас вас всех напугаю!

Крага повязал на правый глаз свою чёрную повязку, а из-за пояса вытащил пистолет.

Пистолет не стрелял, но зато был большой и ржавый.

Два чудесных слова

— Мы, кажется, пришли вовремя, — сказал мастер Тулья. Он стоял на площади Картонных Часов, а Скоморох Дудка сидел у него на плече, как в кресле.

— Скоморох Дудка! Мастер Тулья! — закричала Вафелька и захлопала в ладоши.

Шоколадка весело залаяла и завиляла хвостиком.

— Смотрите, — обрадовалась Вафелька, — Шоколадка узнала вас обоих. Она умная собачка и всё-всё понимает!

Мастер Тулья посмотрел на Крагу.

— Я узнал тебя, — сказал он, — ты тот самый грабитель с Большой дороги, который любит спать днём!

— Я не просто грабитель, — сказал Крага своим самым гордым голосом, — мой дедушка Бот-Форт был знаменитым разбойником. Вот!

— Нашёл чем гордиться, — засмеялся мастер Тулья, — разбойник может быть знаменит только разбойничьими делами.

— Но мой дедушка Бот-Форт был очень грозным! — сказал Крага своим самым страшным голосом.

— А у меня его характер.

— Тогда с тобой придётся поговорить по-другому, — сказал мастер Тулья, и нахмурился.

— Как по-другому? — спросил Крага своим самым растерянным голосом.

— Кулаками! — крикнул Скоморох Дудка.

А мастер Тулья одобрительно кивнул головой. Крага посмотрел на его кулаки и спрятал свой ржавый пистолет в карман.

— Постой-постой, — сказал он, — ты недослушал. Мой дедушка Бот-Форт был ещё и очень послушным. А ведь у меня его характер. Если ты меня очень просишь, то я могу и сам уйти.

И Крага на цыпочках ушёл с площади Картонных Часов. Он даже ни разу не оглянулся.

— Он испугался. Ура! — закричала Вафелька.

— Ура! — закричали одни.

— Ура! — закричали другие.

— Ура! — сказали остальные. На всякий случай не очень громко.

Только Патока не кричал «ура». Он спрятался за башню Картонных Часов.

Но про Патоку все забыли. Когда становится хорошо, совсем не хочется вспоминать что-то неприятное.

Скоморох Дудка слез с плеча мастера Тульи и бросился обнимать Вафельку и собачку Шоколадку.

А мастер Тулья собрал вокруг себя всех картонных человечков и связал каждому концы ниточек от головы и рук узелком.

— Ну вот, — сказал он, — теперь всё в порядке. Голова и руки будут слушаться друг друга. Захочет голова работать и руки работают. Руки работают — и голова тоже. Теперь никто не сможет заставить вас делать то, чего вы не хотите. И все вы будете счастливы. Это не так трудно, если помнить два чудесных слова: доброта и мастерство.

— Доброта, — сказали одни.

— Мастерство, — сказали другие.

— Доброта и мастерство, — сказали остальные.

Бывший разбойник

Под старым дубом у Большой дороги сидел Крага и задумчиво ел чернику.

«Что же мне делать? — думал он. — Мой дедушка, знаменитый разбойник Бот-Форт, говорил: «Если тебе плохо, придумай что-нибудь». А я совсем не умею придумывать».

Крага вздохнул и снял с правого глаза чёрную повязку.

— Буду собирать в лесу чернику и носить её Кондитеру. А он меня угостит пирогом с печёной черникой. Очень я люблю пироги с черникой. А в помощники возьму Патоку, всё-таки мы с ним немного подружились.

Да-а! Ничего не поделаешь.

ВСЕ ЛЮБЯТ НАСТОЯЩИХ МАСТЕРОВ, И НИКТО НЕ ЛЮБИТ НАСТОЯЩИХ РАЗБОЙНИКОВ.